Девичье поле или в обиходе Девичка - популярный зеленый сквер в Хамовниках, хотя он довольно обширный и правильнее было бы называть его парком.

Девичье поле - местность в Москве, по которой когда-то пролегала дорога от Пречистенки к Новодевичьему монастырю. По московской легенде, название свое она получила потому, что здесь с древних времен проходили гуляния и московские девицы водили хороводы. Начиная с 17 века земля Девичьего поля активно использовалась - здесь разбивали обширные аптекарские огороды для выращивания лекарственных растений. Занимался этим полезным делом государев Аптекарский приказ.

Но и как место гуляний и развлечений Девичье поле долго сохраняло свое значение. Во второй половине 18 века здесь даже устраивали Казенный театр, где в летний сезон проходили бесплатные представления для народа. Закрыли его во время страшной московской чумы 1771 года и уже не возобновили, когда эпидемия отступила. Однако качели-карусели, балаганы, ярмарки устраивались на Девичьем поле до начала 1910-х годов.

Константин Юон. Гуляние на Девичьем поле


Продажа прохладительных напитков гуляющим на Девичьем поле

С правой стороны поля уже видны университетские медицинские клиники, активное строительство которых началось в 1880-х годах. Также заметны первые аллеи молодых парковых посадок.

Катание на Девичьем поле на Масленицу

В 1885 году Москва выделила территорию около 18 гектаров на Девичьем поле для строительства Клинического городка. Активным пропагандистом и "проталкивателем" этой идеи стал знаменитый врач, профессор медицинского факультета Московского университета Н.В. Склифософский. Строительство шло в основном на частные пожертвования известных купеческих фамилий. Кроме университетских клиник тут появились и другие медицинские учреждения - клиника детских болезней Филатова, клиника акушерства Снегирева и т.д.

Вход со стороны Зубовской улицы украшает памятник Льву Толстому. Здесь к Девичьему полю выходит улица Льва Толстого, получившая свое название по московской усадьбе писателя в Хамовниках. В усадьбе Толстого действует мемориальный музей.
А у подножия памятника традиционно высаживают цветочки...

Старые жители Хамовников этот памятник недолюбливают и вспоминают другого Толстого, стоявшего здесь до 1972 года.

Скульптор Меркуров начал работу над памятником Толстому практически с момента смерти писателя. Ему даже удалось снять посмертную маску Толстого.

Сергей Меркуров работает над памятником

Памятник был готов перед Первой мировой войной, его одобрила семья Толстого, но в Москве развернулась жесткая и изрядно затянувшаяся дискуссия по поводу места, где памятник должен быть установлен. Потом - война, революция, Гражданская война... скульптура все это время находилась в мастерсокой. Только в 1928 году ее установили на Девичке и довольно удачно - обзор был хороший, памятник стоял на возвышении в виде небольшого холма, летом холм засаживали цветами, зимой малыши катались с него на санках как с горки под внимательным взглядом Толстого...
Но в 1972 году привычный всем памятник перенесли во внутренний дворик Музея Толстого на Пречистенке, где установить его пришлось на тесном пятачке... Да и с улицы он почти не виден. А на Девичьем поле разместилось творение скульптора Портянко...

Монумент работы победившего Портянко... Сирень воруг памятника цветет буйно..


Нагретые солнцем грозди сирени издают просто головокружительный аромат... Сиренью френдлента в ЖЖ полным полна, но и я не могу удержаться:

На детской площадке вчера, 21 мая был полный аншлаг - последний звонок в школах еще не прозвучал (он прозвучал только сегодня), дачный сезон еще не начался... Дети играют на Девичке.

Под разросшуюся детскую площадку сравняли и холмик, на котором стоял тот, прошлый Лев Николаевич.

Впрочем, дети всегда любили здесь гулять... Гимназисты на Девичке в начале 20 века...

От шумной детской площадки тенистыми аллеями, куда от визга и крика сбежали соловьи (в сторонке они все-таки поют), можно выйти к старому фонтану. Он не работал несколько десятилетий, с глубоко советских времен. Но в начале 21 века его исправили, что очень украсило Девичье поле...

Рядом с фонтаном установлен бюст Михаилу Фрунзе. К фонтану задом, к Военной академии, в прежние времена носившей его имя, передом. Сама академия, впрочем, и поныне живее всех живых...

Бюст Фрунзе выполнен в конце 1930-х и в соответствующей стилистике...

Посмотрим, что у него за спиной...

А там под сенью фонтана отдыхают вежливые зеленые человечки... наверное, из роты обеспечения Академии...

Кроме широких аллей на Девичке есть и такие романтические тропинки...

На одном из старейших в Москве стадионе "Буревестник", который занимает часть Девичьего поля, тренируются молодые спортсмены...

А "Трудовые резервы" бегут?

Кстати, на углу Плющихи и проезда Девичьего поля уже достраивают новое главное здание стадиона с парадным входом. Сморится лучше, чем довоенное...

На эстраде сегодня никто не поет... И почему это?

И еще одна детская площадка, и снова аншлаг...

О том, как осенью на главной аллее установили памятник летчикам Дальней авиации работы скульптора Салавата Щербакова я уже писала:
Теперь он тут как родной:

Площадка у постамента вымощена камнем, но в стороны от монумента идут две плосы красных цветов, как крылья.

С главной аллеи неплохо смотрится...

А сама главная аллея теперь представляет дорогу, ведущую к храму... Снимок пришлось сделать сбоку, чтобы солнце не било в объектив. Если снимать по центру, получилось бы как-то так (как на старом снимке):

Правда, взглянув от выхода с Девички на переулки за Плющихой, утыкаешься взглядом в башни Москва-Сити... Давно не виделись...

И все же хорошо, что храм Михаила Архангела восстановили... Он не такой уж старинный, 1890-х годов, был построен как храм при университетских клиниках на пожертвования профессоров. Но у него такая благородная история и такое важное архитектурное значение для здешних мест, что потеря храма была бы большой бедой...
Его закрыли и "обезглавили" в 1930-х, начав использовать не по назначению - то как спортзал, то как столовую... А в конце 1970-х едва не снесли - "украшали" город к Олимпиаде. Москвичи чуть ли не под бульдозеры ложились, но церковь отстояли.

За храмом на улице Еланского, идущей вдоль Девички - Институт акушерства и гинекологии. Когда-то здесь на купеческие пожертвования была построена клиника соответствующего профиля, здание которой перестроили в 1937 году. В начале 1970-х перед ним был установлен памятник В.Ф. Снегиреву работы Сергея Коненкова. Владимир Федорович Снегирев - один из самых известных московских врачей, занимавшийся родовспоможением в дореволюционные времена и спасший множество женщин и младенцев в самых тяжелых и безнадежных случаях. Сам он скончался в конце 1916 года, счастливчик...

С противоположной стороны сквера на Пироговской улице комплекс зданий Федерального Государственного архива, где хранится множество документов, самые ранние из которых датированы 11-12 веками. Там есть выставочный зал, где проходят разные интересные мероприятия. Сейчас, например, юбилейная выставка, посвященная Хрущеву. Кроме архива в ней участвуют десяток музеев и личные фонды Хрущевых-Аджубеев...


Говорящее фото с афиши - Никита Сергеевич бредет с палкой по снегам, а за ним гуськом, след в след группа товарищей, видимо, Политбюро...

Архив тоже вносит свою лепту в скульптурное оформление Девички - одно из зданий архивного комплекса украшено большими рельефами с изображением рабоче-крестьянской публики, спешащей делать революцию...


Тут восставшие даже пулемет тащат...

Но скульптурный ряд еще не завершен! На выходе из сквера в сторону Пироговской - улицы Еланского установлен еще один памятник: знаменитому педиатру Нилу Филатову. Очень трогательный...


Памятник установлен в 1960 году по проекту скульптора В.Е. Цигаля. На постаменте надпись: "Другу детей Нилу Федоровичу Филатову"... Вот тут надпись виднее:

Со Снегиревым Филатов практически на одной линии: от ноги Филатова видно голову Снегирева...


Вообще, плотность памятников в сквере Девичьего поля явно превышает среднюю по стране!

Это одно из немногих крупных общественных сооружений 1-й пол. XIX в., сохранившихся практически полностью и представляющих собой образец стиля империи, получившего развитие после Отечественной войны 1812 г.

Московские Провиантские магазины были выстроены как хранилища запасов продовольствия для расквартированных здесь военных подразделений - Хамовнических, Спасских, Лефортовских казарм и др
Архитектурный комплекс "Провиантские магазины" был построен в 1835 г. по проектам выдающихся архитекторов - В.П. Стасова и Д. М. Шестакова и является архитектурным памятником, сохранившимся практически полностью.
Сейчас здесь находится музей Москвы.
В 2011 году музей обрел достойную площадку для своих выставочных, образовательных и научных проектов и дальнейшего расширения и развития.

Во двориках Зубовского бульвара сохранились усадьбы и доходные дома

Доходный дом постройки 1900 года. Уже расселили.

Исторический дом № 27/26 - дом И. А. Гагарина (Дворцового ведомства) (1-я треть XIX в.)

Жена И.А.Гагарина, знаменитая русская актриса Г.С.Семенова жила тут в 1820-1830 годах, ею увлекался Пушкин, он бывал здесь в 1826 году. В 1860-х годах в доме по возвращении из ссылки жил декабрист А.Н.Муравьев.

Доходные дома на Зубовском бульваре.

Пятиэтажный бывший доходный дом Лихутина украсил угол Зубовского бульвара и Пречистенки.

Сворачиваем на Б.Пироговскую улицу, справа- Счетная палата РФ

Наша прогулка продолжается по Девичьему полю. Это историческая местность Москвы на территории современного района Хамовники, между Новодевичьим монастырем и Садовым кольцом.

Памятник Льву Толстому в сквере Девичьего поля.


Этот монумент из темно-серого гранита был открыт здесь 8 сентября 1972 года, накануне 144-й годовщины со дня рождения Л.Н. Толстого. Место для установки памятника выбрано не случайно: неподалеку, на нынешней улице Льва Толстого находилась хамовническая усадьба Толстых. Здесь писатель вместе с семьей жил с 1882 по 1901 год, семейство обычно зимовало в городской усадьбе, а на лето уезжало в Ясную Поляну.

Девичье поле названо так по Новодевичьему монастырю, которому оно было пожаловано в 1685 году царским указом с подачи царевны Софьи, весьма благоволившей этому монастырю. Однако, существуют и другие версии происхождения названия Девичьего поля, связанные с более ранним периодом истории. Одна из них относит нас ко временам татаро-монгольского ига: некоторые источники утверждают, что именно на этом поле москвичи собирали девиц, которым суждено было быть забранными в плен в качестве уплаты дани Золотой Орде.

Приятный сквер...

Обогнем угол сквера Девичьего поля, на котором стоит памятник Льву Толстому, и снова выйдем на Большую Пироговскую улицу. Пройдем по ней до дома № 9а, стр. 1, возвышающегося здания в довольно редком для Москвы направлении модерна – неорусском стиле. Это дом Городских начальных училищ, построенный в 1911-1912 годах архитектором Анатолием Александровичем Остроградским по заказу московских властей.

Дом украшен большим красочным майоликовым панно, изображающим битву Георгия Победоносца со Змием – мотив герба Москвы.


Дом Городских начальных училищ считается объектом культурного наследия. Сегодня в нем располагается Медико-биологический факультет Российского медицинского университета им. Н.И. Пирогова. Это здание было предоставлено факультету в год его образования – в 1963.

Напротив находится Гинекологический институт усовершенствования врачей им. А.П. Шелапутиной (Большая Пироговская, д. 11, стр. 1). Главный вход со стороны Большой Пироговской улицы.

На Девичьем поле находится здание бывшего приюта им. Н.С.Мазурина. Около двухсот тысяч рублей были переведены на строительство приюта француженкой Шарбонно, для которой Мазурин был покровителем. Она умерла в 1890 году, а деньги завещала на детский приют.
Здание было построено в 1895 году. Приют стал родным домом для 50 девочек и 50 мальчиков, которые проживали там до 12-летнего возраста.
В 1936 году в здании разместилась средняя школа. В настоящее время находится Посольство Вьетнама.


Тешу себя мыслью, что в этом приюте жила моя бабушка. По времени как раз совпадает. А вдруг..

Большая Пироговская улица с 1924 года носит имя знаменитого хирурга Николая Ивановича Пирогова. Первоначальное название - Большая Царицынская улица получила по располагавшемуся здесь двору Евдокии Фёдоровны Лопухиной, первой жены Петра Первого.
Мы пройдём по этой улице и заглянем в близлежащие переулки....

Например, переулок Олсуфьевский.

Здесь находится знаменитый дом Р. Клейна, одного из выдающихся московских архитекторов конца 19-нач.20 в. В этом доме ныне разместился один из молодых частных музеев столицы- «Наша эпоха», посвященный истории Дома Романовых, жизни и смерти последнего русского императора Николая II.

Войдем в музей...

Очень интересная экспозиция. Вход в музей свободный и для 10 и более человек проводят бесплатную экскурсию.

Выйдя из музея, вернемся в сквер Девичьего поля.
Впереди видим храм святого архистратига Божия Михаила при клиниках на Девичьем поле.

Храм возведен по проекту архитекторов А.Ф.Мейснера и М.И.Никифорова в начале главного участка клинического городка, на пересечении улиц Еланского и Погодинской. Это настоящая жемчужина, украшающая комплекс больничного городка.

История возникновения храма архангела Михаила на Девичьем поле неразрывно связана с клиническим городком. Именно поэтому в названии церкви присутствует упоминание клиник. По стародавней традиции, ни одно богоугодное заведение (к которым относятся и больницы) не обходится без церкви или часовни, вот и в создаваемом больничном городке возникла необходимость обеспечения духовных потребностей всех его обитателей.


Храм архангела Михаила был освящен 2 ноября 1897 года. Освящение его ознаменовало собой официальное завершение строительства клинического городка, он стал домовым для всех клиник на Девичьем поле, его прихожанами стали врачи, студенты, работники больниц, пациенты и жители прилегающих улиц.

Через дорогу от храма - Дом культуры химиков завода «Каучук»(Плющиха,64), арх. К.С. Мельников, 1927 год. Памятник архитектуры конструктивизма.

Здесь же недалеко по адресу Большая Пироговская, дом 17 раскинулся целый «архивный городок».
Центром архивного городка является здание Российского государственного архива древних актов.


Архив древних актов – это богатейшее и интереснейшее хранилище документов по истории России с XIII по XVIII века. В фондах архива находятся завещания великих князей, в том числе и завещание Ивана Калиты, датируемое 1339 годом, единственный список Судебника Ивана III, различные летописи, среди которых и Никоновская, с первым упоминанием о Москве, многочисленные планы, купчие, челобитные, губернаторские донесения – все это ценнейшие свидетельства событий и фактов из истории нашей столицы.
Здание архива древних актов было построено в 1886 году и стало первым в Москве специальным сооружением, предназначенным для хранения старинных рукописей и документов.

А дальше еще интереснее...- клинический городок.
Мы увидим уникальный комплекс сооружений Московской медицинской академии имени Сеченова, познакомимся с историей его создания, остановимся перед памятниками великим русским врачам Филатову, Пирогову, Сеченову...

В сквере, почти на самом углу, образованном развилкой Большой Пироговской и улицы Еланского, находится памятник Нилу Федоровичу Филатову, выдающемуся врачу-педиатру, являвшемуся руководителем расположенной поблизости детской больницы.

Памятник Н.Ф. Филатову в сквере Девичьего поля был открыт 26 мая 1960 года. Он выполнен скульптором В.Е. Цигалем.

Пройдемся по аллее сквера, идущей вдоль улицы Еланского. На противоположной стороне улицы, по адресу ул.Еланского, дом 2, расположено здание клиники акушерства и гинекологии имени В.Ф. Снегирева.

В 1973 году перед главным входом в клинику был установлен памятник профессору Владимиру Федоровичу Снегиреву, первому директору гинекологической клиники, одному из основоположников научной и оперативной гинекологии в России.

Здесь,перед зданиями факультетских хирургической и терапевтической клиник стоит памятник великому Пирогову.
Николай Иванович Пирогов – выдающийся русский ученый, хирург, анатом, педагог. Вклад этого врача в развитие российской медицины огромен: Пирогов был одним из основоположников военно-полевой хирургии, оперативной хирургии и топографической анатомии, он одним из первых применил наркоз во время операции, придумал накладывать фиксирующие гипсовые повязки при переломах.

А в конце Б.Пироговской виднеется Новодевичий монастырь, но это, надеюсь, будет следующая экскурсия...

Строки эти русский поэт первой половины XIX века А.И. Полежаев посвятил Девичьему полю — исторической местности Москвы. Не будем спорить относительно правоты его суждения о «неволе» и «печали» монастырской жизни: монашеский постриг почти всегда был сознательным выбором человека, его добровольным шагом (исключения лишь подтверждают общее правило). В остальном же А. И. Полежаев был прав: москвичи любили это место, и потому неудивителен привет, посланный Девичьему полю; большое открытое пространство близ Лужников действительно было настоящим полем, а Девичьим его нарекли по известному монастырю.

Слово поле в московской топонимии не слишком большая редкость. Именно от него образованы имена двух старинных улиц Замоскворечья — Большой и Малой Полянки , а также Полянского переулка : Большая Полянка в старину была дорогой, которая шла к полям, раскинувшимся в районе современной Серпуховской площади. В другой части Москвы, неподалеку от станции метро «Белорусская», есть улицы Ямского Поля : 1-я, 3-я и 5-я. Их имена тоже сохраняют информацию о прежнем московском ландшафте. В этом же ряду названий, связанных с некогда существовавшими в Москве полями, стоят топонимы улица Воронцово Поле (бывшая улица Обуха между Покровским бульваром, Яузским бульваром и улицей Земляной Вал), 1-й, 2-й, 3-й, 4-й проезды Перова Поля (на востоке столицы) и некоторые другие. Не исчезла, слава Богу, в официальной топонимии Москвы и память о Девичьем поле: между Зубовской площадью и улицей Плющихой расположен проезд Девичьего Поля ; он находится на территории муниципального округа «Хамовники».

В статье, посвященной улице Пречистенка, упоминался Новодевичий монастырь — в связи с историей чудотворной Смоленской иконы Божией Матери. Эта женская монашеская обитель была основана в конце первой четверти XVI века — после того как великому князю Василию III удалось вернуть Смоленск в состав русских земель. Вот строки из его духовной грамоты, написанные перед походом на Казань и говорящие о княжеском обете возвести и обустроить Девичий монастырь: «Да коли есми з Божиею волею достал своей отчины города Смоленьска и земли Смоленьские и язъ тогда обещал поставити на Москве на посаде девичь монастырь, а в нем храмы во имя Пречистые, да Происхождения честного Креста и иные храмы; а которые храмы в том монастыре поставити, и язъ тому велел написать запись диаку своему Трифону Третьякову... И на что Божия воля надо мной състанеться, а тот монастырь при своем животе не успею състроити, и из сел своих из дворцовых в тот монастырь велел есми дати село или два в одном поле на тысячу четвертей, а в двух полех по томуж; а на строение тому монастырю наши казначеи выдадут три тысячи рублев денег».

Место это в те времена было известно под двумя названиями — Самсонов луг и Девичье поле . Московские краеведы, например Ю. Н. Бураков, нередко вспоминают о легенде, согласно которой на этом печальной памяти лугу татарские баскаки отбирали из согнанных сюда московских девушек тех несчастных, которые в уплату дани должны были быть уведены рабынями в Орду (эту легенду можно найти в книге названного автора «Под сенью монастырей московских», упомянутой мною в списке рекомендуемой литературы). Значительные исторические события, происходившие на Руси, испытания, выпавшие на долю русского народа (ордынское иго, опричнина, Петровские реформы, наполеоновское нашествие и другие), нередко вызывали к жизни памятники особого, топонимического фольклора, то есть разнообразные предания, связывающие происхождение того или иного названия с Иваном Грозным, Екатериной II, Наполеоном, Петром I, ханом Мамаем. Могу вам признаться, что, несмотря на долголетние и интенсивные поиски в архивах, мне пока не удалось обнаружить ни одного документального свидетельства в пользу легенды о Девичьем поле, с которого ордынцы уводили в полон московских девушек.

Главный собор монастыря — Смоленский — с той самой чудотворной иконой в иконостасе — монументальное сооружение: высота его около 42,5 метров. Строительство собора длилось больше года и завершилось в 1525 году к намеченному сроку — к его престольному празднику, отмечаемому православными 28 июля (10 августа по новому стилю). Об этом была сделана даже запись в «Соловецком летописце»: «В лето 7034 поставил князь Василий Иванович Девич монастырь на Москве-реке под Саввою святом».

Новодевичий Богородице-Смоленский монастырь десятки раз становился местом местом исторических событий. Напомню лишь три даты: в 1598 году в Новодевичьем монастыре был призван на царство Борис Годунов, в 1689—1704 годах он стал местом заточения сестры Петра I царевны Софьи, а в 1812 году французам не удалось выполнить приказ Наполеона и взорвать монастырь — заряды были обезврежены монахинями.

Красивые и мощные каменные стены монастыря длиной 900 метров были возведены при Борисе Годунове. Название каждой из его башен связано с топографией Москвы, с храмами и зданиями внутри монастыря, а также с другими топонимическими основами: Лопухинская, Царицынская, Иосафовская, Швальная, Покровская , Предтеченская, Затрапезная и четыре угловые — Напрудная, Никольская, Чеботарская, Сетуньская .

Навечно в историю России вошли некрополь Новодевичьего монастыря и новое Новодевичье кладбище, созданное за его южной стеной с конца XIX века. Здесь покоятся сотни наших выдающихся сограждан. Назову лишь несколько десятков имен: представители русской словесности разных эпох — С. Т. Аксаков, Андрей Белый, В. Я. Брюсов, М. А. Булгаков, В. В. Вересаев, В. А. Гиляровский, Н. В. Гоголь, С. Я. Маршак, В. В. Маяковский, Н. П. Огарев, А. Т. Твардовский, А. Н. Толстой, А. П. Чехов, В. М. Шукшин; академики — А. Н. Бах, Н. Н. Бурденко, С. И. Вавилов, В. И. Вернадский, В. А. Обручев, А. Н. Туполев, А. Е. Ферсман, О. Ю. Шмидт; композиторы — С. С. Прокофьев, Н. Г. Рубинштейн, А. Н. Скрябин, С. И. Танеев, Д. Д. Шостакович; режиссеры, актеры, певцы — Е. Б. Вахтангов, В. И. Качалов, И. М. Москвин, А. В. Нежданова, В. И. Немирович-Данченко, Л. В. Собинов, К. С. Станиславский.

Девичье поле долго оставалось пригородом Москвы и своеобразным ландшафтным памятником. Вот как обрисовал эти места русский писатель XIX века И. И. Лажечников, снимавший квартиру неподалеку от монастырской обители: «Я живу совершенно как на даче. Передо мной Девичье поле, окаймленное хорошенькими домами, а за ними все Замоскворечье с Донским монастырем, Александровским дворцом, Нескучным садом, дачей графа Мамонова и Воробьевыми горами: кое-где выглядывают золотые главы Ивана Великого, Спасского монастыря, Симонова... С балкона моего не могу налюбоваться этими видами. Сейчас по случаю праздника Смоленской Божией Матери идет процессия в Девичий монастырь, народ усыпал поле, духовенство целой Москвы с хоругвями тянется нитью до монастыря, путь усыпан цветами. Картина прекрасная! В красные дни рои детей, как букеты цветов, разбросаны по зелени луга, кавалькады прекрасных амазонок скачут мимо моих окон».

В московской речи известно было выражение гулянья под Девичьим . Означало оно «гулянья под Девичьим монастырем». Традиция таких народных гуляний была установлена в 60-х годах XVIII века. Тут было что посмотреть и выбрать: карусели и качели соседствовали с «гигантскими шагами», в балаганах московскую публику развлекали акробаты и силачи, клоуны и фокусники, играли оркестры, продавались сладости, пышки, напитки. Гулянья под Девичьим любила вся Москва — телевизора в ту пору еще не было. Они продолжались здесь до 1911 года, когда были перенесены к Пресненской заставе.

Многое ушло в прошлое безвозвратно. Порой ловлю себя на мысли, что иссушение богатого творческого сознания россиян сродни осушению московских рек и ручьев, питавших живой влагой землю столицы. Был «перехвачен городской дренажной и водосточной сетью в связи с осушением и застройкой территории» (цитирую один из официальных документов как пример канцелярского русского языка) и красивый ручей Вавилон, протекавший по Хамовникам. Это был левый приток Москвы-реки длиной более километра. Он пересекал, в частности, современную улицу Усачева. Почему Вавилон ? Такое название носил не только ручей, вытекавший в старину из колодца Вавилон, но и пруд Вавилон, и даже монастырский сад Вавилон. Здесь совершенно очевидно влияние библейских текстов и ассоциаций, и в этом нет ничего неожиданного. Например, еще в 60-е годы, когда я вместе с другими школьниками работал археологом и реставратором Новоиерусалимского Воскресенского монастыря (построенного патриархом Никоном) близ города Истры в Подмосковье, мне самому доводилось слышать, как местные жители называют речку Малую Истру Иорданом . Однажды я увидел там на дверях сельской школы довольно необычное объявление: «Сбор детей и родителей, отъезжающих в пионерлагерь , состоится в Гефсиманском саду ».

Вот такими бывают причуды микротопонимики! Читателям книги, не слишком хорошо знающим Библию и всемирную историю, напомню: Вавилон — древний город в Месопотамии, к юго-западу от современного Багдада. В XIX—VI веках до н. э. он был столицей сильного рабовладельческого государства Вавилонии, расцвет которого пришелся на XVIII век до н. э. — на период царствования Хаммурапи. В русском языке давно закрепилось выражение вавилонское столпотворение , связанное с рассказом из Ветхого Завета о попытке построить после Всемирного потопа город Вавилон и башню до самого неба. Господь был разгневан дерзостью людей и «смешал их языки» — с тех пор они перестали понимать друг друга. Древние евреи пребывали в вавилонском плену после того, как их насильно переселил в Вавилонию жестокий царь Навуходоносор, взявший Иерусалим, и лишь после завоевания Вавилонии персами вернулись в родную Палестину. Об этом плене напоминают строгие слова 136-го псалма Давида «На реках Вавилонских..».. Думаю, современные иракцы и помыслить не могут, что в далекой Москве, в Хамовниках, вольно бежал когда-то веселый ручей с библейским названием Вавилон.

Станция метро Станции метро Площадь

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Координаты

Де́вичье по́ле - историческая местность в Москве в излучине Москвы-реки в нынешнем районе Хамовники к северу от Новодевичьего монастыря до Садового кольца .

Название

Считается, что девичье поле названо по Новодевичьему монастырю , к которому эта местность примыкала и которому была пожалована царским указом 1685 года . Однако, по другим источникам, в частности согласно ЭСБЕ , «местность получила название от того, что здесь во времена монгольского ига отбирали девушек, отправляемых вместе с данью к татарским ханам » )

История

XVII-XIX века. Поле для народных гуляний

В XVII веке на Девичьем поле были устроены сады и специальные аптекарские огороды, где разводились лекарственные травы. Ведал этими огородами, а также и аптеками и наблюдал за призреньем больных Аптекарский приказ - один из самых старых московских приказов. В конце XVIII века здесь появились загородные дворы знати - князей В. В. Голицына и М. А. Черкасского, боярина Д. Н. Головина . В 1765-1771 годах на поле стоял казенный театр, в котором летом и в праздничные дни давались бесплатные представления. Традиции народных гуляний стали развиваться здесь после переноса сюда рождественских и пасхальных гуляний из-под Новинского.

XIX-XX века. Клинический городок

Описание

Улицы Девичьего поля

Основные улицы Девичьего поля:

Кроме этого, к этой местности относятся:

См. также

Напишите отзыв о статье "Девичье поле"

Примечания

Литература

• Девичье поле // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Ссылки

Просмотр этого шаблона Исторические местности Правый берег реки Москвы : Остров : Левый берег реки Москвы до Яузы : Левый берег реки Москвы за Яузой: Исторические районы Районы в пределах исторических стен и валов: Исторические районы, названные по населённым пунктам : Районы массовой жилой застройки:

Отрывок, характеризующий Девичье поле

– И откуда ты знаешь, куда мы идём?! – нахохлившись, как замёрзший воробей, обижено буркнула я.
Так у тебя ж всё на лице написано, – улыбнулась бабушка.
На лице у меня, конечно же, написано этого не было, но я бы многое отдала, чтобы узнать, откуда она так уверенно всегда всё знала, когда дело касалось меня?
Через несколько минут мы уже дружно топали по направлению к лесу, увлечённо болтая о самых разнообразных и невероятных историях, которых она, естественно, знала намного больше, чем я, и это была одна из причин, почему я так любила с ней гулять.
Мы были только вдвоём, и не надо было опасаться, что кто-то подслушает и кому-то может быть не понравится то, о чём мы говорим.
Бабушка очень легко принимала все мои странности, и никогда ничего не боялась; а иногда, если видела, что я полностью в чём-то «потерялась», она давала мне советы, помогавшие выбраться из той или иной нежелательной ситуации, но чаще всего просто наблюдала, как я реагирую на, уже ставшие постоянными, жизненные сложности, без конца попадавшиеся на моём «шипастом» пути. В последнее время мне стало казаться, что бабушка только и ждёт когда попадётся что-нибудь новенькое, чтобы посмотреть, повзрослела ли я хотя бы на пяту, или всё ещё «варюсь» в своём «счастливом детстве», никак не желая вылезти из коротенькой детской рубашонки. Но даже за такое её «жестокое» поведение я очень её любила и старалась пользоваться каждым удобным моментом, чтобы как можно чаще проводить с ней время вдвоём.
Лес встретил нас приветливым шелестом золотой осенней листвы. Погода была великолепная, и можно было надеяться, что моя новая знакомая по «счастливой случайности» тоже окажется там.
Я нарвала маленький букет каких-то, ещё оставшихся, скромных осенних цветов, и через несколько минут мы уже находились рядом с кладбищем, у ворот которого... на том же месте сидела та же самая миниатюрная милая старушка...
– А я уже думала вас не дождусь! – радостно поздоровалась она.
У меня буквально «челюсть отвисла» от такой неожиданности, и в тот момент я видимо выглядела довольно глупо, так как старушка, весело рассмеявшись, подошла к нам и ласково потрепала меня по щеке.
– Ну, ты иди, милая, Стелла уже заждалась тебя. А мы тут малость посидим...
Я не успела даже спросить, как же я попаду к той же самой Стелле, как всё опять куда-то исчезло, и я оказалась в уже привычном, сверкающем и переливающемся всеми цветами радуги мире буйной Стеллиной фантазии и, не успев получше осмотреться, тут же услышала восторженный голосок:
– Ой, как хорошо, что ты пришла! А я ждала, ждала!..
Девчушка вихрем подлетела ко мне и шлёпнула мне прямо на руки... маленького красного «дракончика»... Я отпрянула от неожиданности, но тут же весело рассмеялась, потому что это было самое забавное и смешное на свете существо!..
«Дракончик», если можно его так назвать, выпучил своё нежное розовое пузо и угрожающе на меня зашипел, видимо сильно надеясь таким образом меня напугать. Но, когда увидел, что пугаться тут никто не собирается, преспокойно устроился у меня на коленях и начал мирно посапывать, показывая какой он хороший и как сильно его надо любить...
Я спросила у Стелы, как его зовут, и давно ли она его создала.
– Ой, я ещё даже и не придумала, как звать! А появился он прямо сейчас! Правда он тебе нравится? – весело щебетала девчушка, и я чувствовала, что ей было приятно видеть меня снова.
– Это тебе! – вдруг сказала она. – Он будет с тобой жить.
Дракончик смешно вытянул свою шипастую мордочку, видимо решив посмотреть, нет ли у меня чего интересненького... И неожиданно лизнул меня прямо в нос! Стелла визжала от восторга и явно была очень довольна своим произведением.
– Ну, ладно, – согласилась я, – пока я здесь, он может быть со мной.
– Ты разве его не заберёшь с собой? – удивилась Стелла.
И тут я поняла, что она, видимо, совершенно не знает, что мы «разные», и что в том же самом мире уже не живём. Вероятнее всего, бабушка, чтобы её пожалеть, не рассказала девчушке всей правды, и та искренне думала, что это точно такой же мир, в котором она раньше жила, с разницей лишь в том, что теперь свой мир она ещё могла создавать сама...
Я совершенно точно знала, что не хочу быть тем, кто расскажет этой маленькой доверчивой девочке, какой по-настоящему является её сегодняшняя жизнь. Она была довольна и счастлива в этой «своей» фантастической реальности, и я мысленно себе поклялась, что ни за что и никогда не буду тем, кто разрушит этот её сказочный мир. Я только не могла понять, как же объяснила бабушка внезапное исчезновение всей её семьи и вообще всё то, в чём она сейчас жила?..
– Видишь ли, – с небольшой заминкой, улыбнувшись сказала я, – там где я живу драконы не очень-то популярны....
– Так его же никто не увидит! – весело прощебетала малышка.
У меня прямо-таки гора свалилась с плеч!.. Я ненавидела лгать или выкручиваться, и уж особенно перед таким чистым маленьким человечком, каким была Стелла. Оказалось – она прекрасно всё понимала и каким-то образом ухитрялась совмещать в себе радость творения и грусть от потери своих родных.
– А я наконец-то нашла себе здесь друга! – победоносно заявила малышка.
– Да ну?.. А ты меня с ним когда-нибудь познакомишь? – удивилась я.

Есть в нашем городе топоним Девичье поле, напоминающий о большом по городским масштабам пространстве, находившемся в районе современной Большой Пироговской улицы (бывшей Большой Царицынской – по двору царицы Евдокии Федоровны, стоявшему в районе современных Саввинских переулков). Оно подступало к стенам монастыря, от которого и получило свое название. В отличие от Зачатьевского стародевичьего на Остоженке монастырь на Девичьем поле, основанный позже него, в 1524 г., стал «новым», и в одном из документов так и назывался – «великая обитель пречистой богородицы одигитрии новый девичьий монастырь».

Его главный собор посвящен написанной, по преданию, самим евангелистом Лукой Смоленской иконе Божьей Матери «Одигитрии», или «Путеводительницы», история которой не вполне выяснена. Известно, что икону привезли на русскую землю в 1046 г. – византийский император Константин IX Мономах, выдавая свою родственницу за черниговского князя Всеволода Ярославича, благословил ее в предстоящий путь этой иконой (отсюда и название «Путеводительница»); позднее сын Всеволода Владимир Мономах поставил ее в смоленский храм. Как она попала в Москву, в точности неизвестно, но наиболее вероятно, что икона, бывшая в Смоленске, перенесена в Москву в 1398 г. Софьей, дочерью великого князя литовского Витовта, и оставлена в кремлевском Благовещенском соборе. В 1456 г. смоляне просили отпустить икону обратно, на что великий князь Василии Темный согласился, указав предварительно сделать с нее точную копию. Торжественные проводы иконы состоялись 28 июля, прощание с ней происходило у Саввина монастыря (ставшего потом приходской церковью свыше Саввы в Большом Саввинском переулке). Через много лет Смоленск был присоединен к Московскому княжеству, и около того места, где москвичи прощались с иконой-путеводительницей, князь Василий III основал девичий монастырь, в новопостроенный собор которого 28 июля 1528 г. перенесли список иконы. Неоднократно монастырь служил оборонительным целям, становясь заслоном на пути завоевателей. Много претерпел он в Смутное время, когда Москва несколько раз подвергалась нападению польско-литовских войск. Новодевичий монастырь, превращенный в вооруженный лагерь, неоднократно переходил из рук в руки: известно, что в нем были расквартированы четыре роты из польского полка Гонсевского. Надо сказать, что и после Смутного времени, когда Новодевичий монастырь уже восстановили, в нем постоянно размещались ратные люди – стрельцы, казаки, вооруженные монастырские слуги и крестьяне. Специально для них в монастыре около угловых башен выстроили здания стрелецких караулен, имевших выходы не внутрь монастыря, а только на его крепостные стены.

Новодевичий монастырь стал одним из самых богатых и уважаемых в России, особенно после удаления в монастырь под именем монахини Александры царицы Ирины, вдовы царя Федора Ивановича. В монастырь перед избранием на царство ушел ее брат, правитель государства Борис Годунов. Сюда, в Новодевичий монастырь, пришли толпы москвичей во главе с духовенством, призывая его взойти на трон. В ночь на 22 февраля 1598 г., как эмоционально рассказывал Карамзин, «не угасали огни в Москве, все готовилось к великому действию – и на рассвете, при звуке всех колоколов, подвиглась столица..., жители Московские, граждане и чернь, жены и дети устремились к Новодевичьему монастырю молить Бориса о приятии царского венца». И только после долгих уговоров, после трогательных сцен («все бесчисленное множество людей... упало на колена, с воплем неслыханным: все требовали Царя, отца, Бориса! Матери кинули на землю своих младенцев и не слушали их крика» в конце концов Борис согласился быть царем России.

Особенно благоволила к монастырю царевна Софья, которая, думается, никак не предполагала, что ей придется окончить свои дни здесь в заточении. После разгрома стрелецкого восстания Петр I приказал заключить Софью в монастырь, где ей отвели караульню около северо-западной Напрудной башни. После поражения стрелецкого бунта и последующего розыска несколько стрельцов были повешены перед караульней, да «так близко к самым окнам Софьиной спальни, что Софья легко могла достать повешенных рукою»,– свидетельствует очевидец.

Кроме Ирины и Софьи, из именитых монахинь в Новодевичьем монастыре жила и там же скончалась первая жена Петра – царица Евдокия. Против воли ее постригли, заключили в Шлиссельбург, потом в суздальский Покровский монастырь, а после восшествия на престол ее внука перевели в 1727 г. в Москву, в Новодевичий, отведя отдельное здание около северных ворот. У нее здесь был целый двор с гофмейстером, штатом служителей и немалым бюджетом в 60 тысяч рублей.

Практичный Петр старался получить непосредственную пользу от тысяч монастырских насельников по всей России – так, в Новодевичьем монастыре он учредил школу для кружевниц, в которой обучали этому ремеслу специально выписанные из Брабанта монашенки. Он не остановился и перед тем, чтобы поселить в женском монастыре старых заслуженных солдат: еще в 1763 г. в Новодевичьем монастыре квартировали три майора, два капитана и четыре поручика, получавшие от монастыря жалованье.

В 1812 г. монастырь уцелел благодаря храбрости монахинь – наполеоновские войска перед уходом заложили порох и зажгли фитили, но бесстрашные монахини сумели погасить их.

Новодевичий монастырь просуществовал тихо и мирно до установления советской власти, когда он был упразднен и превращен в музей, став филиалом Исторического.

Самое большое и самое древнее здание в монастыре – Смоленский собор. Он был заложен 13 мая 1524 г. и освящен 28 июля 1525 г. – только за один год московские строители сумели возвести его (хотя существует предположение о том, что старый собор обвалился и вместо него позднее был построен ныне существующий). Смоленский собор напоминает кремлевский Успенский. Он был, конечно, принят за образец, но влияние новых идей коснулось монастырской постройки – она обладает более выразительными пропорциями, обусловленными высоким подклетом и галереей, построенной, очевидно, позже основного здания.

Интересны интерьеры собора: великолепный двенадцатиметровом высоты иконостас 1685 г., алтарная сень 1653 г. и в особенности роспись, произведенная при Борисе Годунове около 1598 г. В соборе похоронены первая жена Петра I царица Евдокия Федоровна, царевны Евдокия, Екатерина и Софья, дочери царя Алексея Михайловича, Анна, дочь царя Ивана Грозного, первая игуменья монастыря схимонахиня Елена, члены семей Одоевских, Шереметевых, Воротынских, Салтыковых. Головиных, Хитрово и др.

Напротив Смоленского собора – трапезная с Успенской церковью, построенная в 1686–1687 гг., образцовое произведение нарышкинского стиля с нарядными наличниками, стройными колонками и оригинальными висячими пилястрами. Позади трапезной стоит уютный, как бы вросший в землю храм свыше Амвросия – по древности вторая после собора постройка в Новодевичьем монастыре. К Амвросиевской церкви примыкает трапезная, построенная, вероятно, позднее, а к ней – Ирининские палаты, первоначально возведенные для царицы Ирины, но потом много раз перестраивавшиеся.

Самая высокая и, возможно, самая красивая постройка монастыря – колокольня, изящная, с исключительно верно найденными пропорциями (предполагается участие в ее постройке зодчего Осипа Старцева). Неудивительно, что В.И. Баженов, сравнивая ее с колокольней Ивана Великого, сказал, что «колокольня Ивана Великого достойна зрения, но колокольня Девичья монастыря более обольстит очи человека, вкус имущего». Она расположена довольно необычно: строитель выдвинул ее на самый край монастырского ансамбля, на линию проезжей дороги, так, чтобы она была издали видна при подъезде из Москвы. Колокольня построена в 1690 г.; заботясь о сохранении общего ансамбля, зодчий украсил ее декоративными деталями, похожими на использованные в других монастырских постройках. В нижнем ярусе колокольни находилась церковь преподобного Варлаама и царевича Иосифа, а наверху – часы, отбивавшие не только, как обычно бывает, целые часы, их половины и четверти, но даже каждую минуту, как бы говоря о быстротечности земной жизни. Рассказывали, что эти часы были поставлены Петром I для того, чтобы напоминать заключенной Софье о крамоле ее.

Рядом с колокольней стоят бывшие больничные палаты, приземистое одноэтажное строение, в котором в 1939–1984 гг. жил знаменитый реставратор, ревнитель нашего наследия Петр Дмитриевич Барановский.

Над северными и южными воротами монастыри дне церкви были «преудивительно лепотне водружены, и внутрь всяким реснотесным благообразием украшены». Они построены в конце XVII в.: Преображенская, стоящая над парадными северными воротами, и Покровская над южными, выхолившими когда-то к сетуньской переправе через Москву-реку. Преображенская церковь, освященная патриархом Иоакимом 5 августа 1688 г., первая приветствовала путника, подошедшего к монастырю, вся праздничная, веселая, сияющая, щедро изукрашенная пышной каменной резьбой и великолепными раковинами в арках закомар. Внутри церкви – один из самых красивых иконостасов, в создании которого принимал участие известный резчик Карп Золотарев. Значительно скромнее Покровская церковь, построенная, возможно, несколько ранее Преображенской. В Покровской церкви над основным четвериком доминируют три непропорционально большие главы на вытянутых барабанах, поставленные в ряд с востока на запад. Также выделяются и жилые палаты, выстроенные рядом с надвратными церквами. Если палата у Покровской церкви, построенная вначале двухэтажной (третий этаж появился в XVIII в.), довольно проста и умерена в декоре, то палата у северных ворот под стать своей соседке, Преображенской церкви, особенно второй этаж, возведенный в одно время с ней, со сплошной резной лентой оконных наличников по всему этажу. Корпус у Покровской церкви был приспособлен для дочери царя Алексея Михайловича царевны Марии и назывался Мариинскими палатами, а у Преображенской – Лопухинскими, т.к. там в 1727–1731 гг. жила царица Евдокия Лопухина.

Монастырские стены являются сложными фортификационными сооружениями для различного вида боев; в плане они представляют собой неправильный четырехугольник периметром 870 м, с угловыми круглыми башнями, между которыми поставлены еще восемь четырехугольных. Но они – не только утилитарное сооружение, предназначенное для оборонительных целей, но самостоятельное и незаурядное произведение искусства. На башнях обращают внимание кружевные зубчатые короны-навершия.

На территории монастыря издавна существовало кладбище, от которого сохранились лишь незначительные остатки, ибо многие могилы за время правления большевиков исчезли. К 1950-м гг. оно представляло собой печальное зрелище полного запустения. Тогда его решили благоустроить и сделали это по-советски: захоронения наиболее известных деятелей привели более или менее в «порядок», заменяя надгробные памятники, а иногда и ставя их на другом месте (!).

а другие могилы сравняли с землей. На кладбище внутри монастыря похоронены, в частности, Д.В. Давыдов, М.П. Погодин, С.М. Соловьев, М.Н. Загоскин, С.П. Трубецкой, А.А. Брусилов, А.Н. Плещеев, А.А. Остроумов, Ф.И. Буслаев, Л.М. Лопатин, А.Ф. Писемский и многие другие. Интересна часовня-надгробие купцов Прохоровых почти напротив входа в монастырь, выстроенная в неорусском стиле в 1911 г.

За пределами монастырской стены еще в 1900 г. отвели землю под расширение монастырского кладбища, которое стало в советское время привилегированным. В «демократическом» советском государстве рабочих и крестьян существовали четко очерченные привилегии во всем и для всех, даже для уже покинувших этот мир. Новодевичье кладбище стало вторым по значению после некрополя на Красной площади. На кладбище – могилы известных политических и культурных деятелей Н.С. Хрущева, А.И. Микояна. В.Я. Брюсова, А.П. Чехова, М.А. Булгакова, С.С. Прокофьева, Д.Д. Шостаковича, К.С. Станиславского, В.И. Вернадского, С.И. Вавилова, Н.Н. Бурденко и многих других.

Во время массового поругания московских кладбищ останки некоторых известных деятелей русской культуры – в частности, С.Т. Аксакова, Н.В. Гоголя, Д.В. Веневитинова, Н.М. Языкова, А.С. Хомякова, И.И. Левитана – были перенесены сюда на новое кладбище. Сюда же в 1966 г. перевезли из Англии прах Н.П. Огарева, а в 1986 г. из Франции – прах Ф. И. Шаляпина.

Здесь есть значительные произведения скульпторов С.Д. Меркурова, И.Д. Шадра, В.И. Мухиной, В.Н. Домогацкого, Э.И. Неизвестного и других. Но в последние 20–30 лет там появилось множество пышных надгробий (особенно военных чинов) – чем массивнее и больше, тем, как считали, достойнее.

Перед стенами монастыря простиралось большое и пустынное Девичье поле, которое стало застраиваться только во второй половине XIX в. Оно было известно гуляньями, связанными, вероятно, с торжественными крестными ходами, происходившими в день праздника иконы Смоленской Божьей Матери 28 июля. Из документов известно, что в 1765 г. на Девичьем поле казна построила деревянное театральное здание, в котором в продолжение нескольких лет, до московской чумы 1771 г., устраивались представления для народа. На поле в конце XVIII столетия фокусник Пинетти устраивал амфитеатр и показывал там чудесные превращения, а другой фокусник, француз Жени Латур, поражал зрителей тем, что входил в раскаленную печь и преспокойно садился там обедать.

Самое большое гулянье на поле московские власти устроил 16 сентября 1826 г. в ознаменование коронации Николая I. Здесь тогда построили ротонду для высоких гостей – императорской семь и придворных, окруженную несколькими галереями, изящно украшенными и обитыми раскрашенным холстом. Рядом находились столы, которые, по описанию газеты «Северная пчела», «были убраны самым привлекательным образом: березки, яблоками унизанные-разноцветные корзинки с калачами, служившие вместо приборов; ветчинные окорока, жареные птицы и баранина; кондитерское хлебенное, мед, пиво; наконец, бараньи головы с золотыми рогами на блюдах, покрытых красной каймой». Около столов соорудили 2 больших и 16 малых фонтанов, из которых должны были бить струи красного и белого вина.

Перед гуляньем заранее распространялись афиши, где излагался распорядок праздника: по первому сигналу народ должен становиться у скамеек, по второму садиться за столы, а по третьему начинать трапезу. Перед началом праздника тысячи алчущих дарового угощения собрались на поле, и как только подали сигнал к началу его, огромная толпа, пренебрегая распорядком, ринулась к столам и фонтанам и, как вспоминал современник, «в минуту не стало ни обеденных столов, ни расставленных на них припасов. Кучи позолоченных калачей и пряников рассыпались, быки и бараны как будто провалились сквозь землю, стены и скамейки разобраны по доске вместе с подставками – и на том месте, «где стол был яств», виднелась только сплошная волнующаяся толпа народа. В то время, когда алчущие распоряжались таким образом с кушаньями, жаждущие хлынули толпами к бассейнам, где только что начали бить фонтаны белого и красного вина... Через четверть часа от поднятия флага, к удивлению всех незнакомых с русским характером того времени, на месте народного праздника осталось одно голое, истоптанное поле с волнующейся на нем толпою». О том, как прошел праздник, есть лаконичная запись в дневнике историка М.П. Погодина: «Скифы бросились обдирать холст, ломать галереи. Каковы!»

По окончании народного «угощения» А. С. Пушкин, присутствовавший на празднике, вместе с Погодиным поехал в загородный дом Трубецких, стоявший на южной стороне поля, а император – на бал, дававшийся графиней Орловой-Чесменской в своем дворце в Нескучном.

Этот праздник был последним на Девичьем поле. Позже тут обычно проходили воинские смотры и учения солдат, и только с 1864 г. на поле начались регулярные гулянья, проходившие на пасхальной неделе: строились балаганы, катальные горки, лавки, качели, карусели. Как писал житель Девичьего поля М.П. Погодин, «дешевое вино разливалось потоками, сосуды всех родов, штофы, ковшы, шкалики, рюмки красовались батареями на прилавках... Разливанное море. Сотни чайных палаток, харчевень, кофеен, ресторанов, балконы с пьяными паяцами и охриплыми комедиантами, качели с объятиями поцелуями и песнями, коньки (качели с деревянными конями. – Авт.) с шарманкою, хороводы с наглыми ухватками». Гулянье проходило ежегодно до 1910 г., когда по постановлению Городской думы его перевели за Пресненскую заставу к фабрике Мамонтова, а здесь к 1913 г. разбили парк, существующий и сейчас.

Девичье поле с запада и востока было ограничено большими усадьбами, принадлежавшими богатым московским аристократам Трубецким, Юшковым, Долгоруким, Олсуфьевым, Апраксиным. Как вспоминала Янькова: «Летом обыкновенно все дворяне живали у себя по именьям, конечно, исключая тех, которые, будучи при дворе или на службе, не могли отлучиться из города, и потому у многих богатых бар были не дачи, а загородные дома в отдаленных частях Москвы, вошедших потом в состав города. Поблизости от Кремля всего более избирали места на Девичьем поле, около Хамовников, у Крымского брода».

Современные очертания весь этот район приобрел уже в конце XIX – начале XX в., после застройки поля с запада медицинскими клиниками Московского университета и с востока зданиями благотворительных и учебных учреждений между Большой и Малой Царицынскими улицами.

Самое старое здание на Девичьем поле, где до большевистского переворота находилось Усачевско-Чернявское женское училище, находится на его северной стороне (Зубовская улица, 14). Здесь в конце XVIII в. было владение некоей Матрены Прохоровны Пушечниковой, принесшей его в качестве приданого флигель-адьютанту Р.Р. Кошелеву, прикупившему к усадьбе еще несколько соседних участков. Его внук, известный публицист-славянофил А.И. Кошелев, писал: «Дед мой был богатый человек и пользовался большим почетом в Москве, где он жил на Девичьем поле в своем доме... Он беспрестанно задавал пиры, и в особенности, когда приезжали из Петербурга сильные там люди, с которыми он был в родстве или приязни. Дед мой жил так открыто и безрасчетно, что сыновьям своим, которых у него было шестеро, оставил очень много долгов». Возможно, что именно он выстроил фасадом на поле усадебный дом, обозначенный на плане 1778 г. как трехэтажные каменные палаты.

К 1808 г. справа и слева от главного дома, владелицей которого была княгиня Софья Сергеевна Мещерская, были сделаны пристройки. С октября 1814 г. усадьба принадлежала гвардии корнету С. А. Мальцеву, потом как приданое его внучки Софьи перешло к высокопоставленному чиновнику С.Д. Нечаеву, глубоко интересовавшемуся историей и выступившему инициатором сооружения памятника на Куликовом поле. В доме на Девичьем поле жил мальчиком его сын Юрий Нечаев, получивший огромное наследство от своего дяди, миллионера С. И. Мальцева, и ставший известным меценатом, благодаря которому был выстроен Музей изящных искусств.

Об истории получения Ю.С. Нечаевым наследства так рассказывает внучатный племянник С.И. Мальцева А.А. Игнатьев в своих мемуарах «Пятьдесят лет в строю»: «У Сергея Ивановича детей не было. Жил он одиноко, вставал всегда в пять часов утра, шел к ранней обедне, и в семь часов садился за работу. Единственным его помощником был скромный, молчаливый и необыкновенно трудолюбивый чиновник Юрий Степанович Нечаев... Каково же было удивление всех родственников, когда после смерти Мальцева выяснилось, что все многомиллионное состояние завещано Юше. Дядюшка написал в завещании, что заводское дело он считает дороже семейных отношений, а так как среди родственников Игнатьевых и Мальцевых нет никого, кто мог бы дело сохранить и вести дальше, то он оставляет свои богатства человеку простому и деловому».

В 1866 г. дом был приобретен Усачевско-Чернявским женским училищем. История его начинается в 1827 г., когда купец Чернявский пожертвовал дом и капитал для призрения бедных женщин с детьми; в 1833 г. в доме другого благотворителя, купца Усачева, открыли училище под названием «Дом рукоделия Чернявского», а в 1859 г. его перевели в дом на Маросейке и назвали «Усачевско-Чернявским».

После переезда училища на Девичье поле старинные палаты были переделаны; справа от главного дома построили церковь во имя свыше Александра Невского, освященную в 1869 г. В главном здании находились классы и актовый зал училища, ставшего с 1877 г. гимназией, а во флигеле помещались лазарет для учащихся и Сергиевское начальное училище. В 1930-х гг. все здание было надстроено тремя этажами.

Рядом с самым старым сооружением на этой стороне Девичьего поля стоит самое молодое, да и самое большое здание, где находится Военная академия имени М.В. Фрунзе, одно из первых строении сталинского империализма – тяжелое, массивное, обработанное одноо6разными кессонами вокруг рядов окон, призванное утвердить представление о пугающей мощи советской армии. Рядом с основным зданием на специально сооруженном пьедестале сейчас стоит боевая машина пехоты, а раньше был водружен огромный деревянный макет танка, который теперь куда-то подевался, а вот надпись на пьедестале осталась: «Ни одной пяди чужой земли не хотим, но и своей земли, ни одного вершка своей земли, не отдадим никому». Под ней была и подпись автора сего не очень грамотного высказывания «И. Сталин», но ее стерли уже после того, как благодаря его прозорливости и гениальному руководству отдали врагу чуть ли не половину своей страны и погубили десятки миллионов сограждан... На здании имеется и табличка с фамилиями авторов и датой постройки: Л.В. Руднев и В.О. Мунц, 1932–1937 гг. У входа ряды по-военному одинаковых мемориальных досок в честь тех, кто учился в академии, причем справа те, кто остались самоучками в военном деле,– В.И. Чапаев и М.В. Фрунзе, а слева профессионалы – А.И. Антонов, К.К. Рокоссовский, Р.Я. Малиновский, С.С. Бирюзов, Л.А. Говоров, Ф.И. Толбухин.

Напротив Военной академии – сквер, где стоит грузный памятник Л. Н. Толстому, на месте которого находилась невысокая статуя, сделанная скульптором С.Д. Меркуровым в 1913 г. Сначала предполагалось поставить ее на Миусской площади, но соседство памятника писателю, отлученному от церкви, и собора свыше Александра Невского, строившегося там, не показалось властям наилучшим. Статуя осталась в мастерской скульптора, и только в 1927 г. ее установили в сквере Девичьего поля, но там она простояла сравнительно недолго: по мнению руководителей советской культуры, памятник не «отражал» подлинного Толстого, и меркуровскую статую убрали во двор литературного музея Толстого на Пречистенке, а здесь поставили новую – Толстой кажется задавленным необоримым грузом собственной значимости (1972 г., скульптор А.М. Портянко). На другом конце сквера, у пересечения с Клинической улицей (с 1965 г. улица Еланского), стоит еще один памятник – врачу Н. Ф. Филатову (1960 г., скульптор В.Е. Цигаль).

В конце XIX в. на Большой Царицынской (Большой Пироговской) улице развернулось невиданное еще в Москве, да и во всей России, строительство: возводился целый медицинский город.

Начало было положено пожертвованиями Е.В. Пасхаловой на строительство акушерской и В.А. Морозовой на строительство психиатрической клиник. Город безвозмездно предоставил на Девичьем поле большой земельный участок, на котором университет построил несколько зданий для обучения студентов-медиков и лечения больных. «Скажем же искреннее задушевное спасибо от нашей корпорации – отмечал профессор Ф.Ф. Эрисман,– и тем частным жертвователям, которые приняли на себя практический почин в этом деле, и городу Москве, который столь великодушно поддержал начинание Университета, и правительству, которое щедрой рукой отпустило средства для постройки и содержания нашего клинического городка». После тщательной подготовки, включавшей ознакомление с практикой больничного строительства в Европе, началось строительство по проекту архитектора К.М. Быковского. Первой в начале января 1887 г. была открыта психиатрическая клиника, выстроенная по инициативе профессора А. Я. Кожевникова. Через два года вступило в строй здание акушерской и гинекологической клиники, сооруженное на пожертвования Т.С. Морозова и Е.В. Пасхаловой, а в октябре 1890 г. закончены сразу несколько зданий, выстроенных на средства города,– терапевтическая клиника доктора Г.А. Захарьина, хирургическая Н.В. Склифосовского, клиники нервных болезней, детская Н.Ф. Филатова, институты общей патологической анатомии во главе с профессором И.Ф. Клейном, общей патологии, фармакологии, гигиены. К концу 1892 г. – клиника госпитальной терапии А.А. Остроумова, госпитальной хирургии, пропедевтики внутренних болезней и клиника глазных болезней. Последними были открыты в 1895 г. общая клиническая лаборатория и клиника болезней уха, горла и носа. На западной окраине Девичьего поля появились десятки новых зданий, в которых использовались последние достижения медицинской науки и практики – это было крупнейшее медицинское учреждение России и одно из крупнейших и лучших в мире. Государство предоставило на возведение клинического городка около двух миллионов рублей, а частные жертвователи принесли на алтарь отечественной медицины более трех миллионов!

Если идти от Клинической (Еланского) улицы в сторону Новодевичьего монастыря, то первым с правой стороны будет стоять здание гинекологической и акушерской клиник (значительно перестроенное в 1937–1939 гг. в духе сталинского псевдоклассицизма), перед которым находится памятник знаменитому акушеру В. Ф. Снегиреву, открытый в 1973 г. (скульпторы С.Т. Коненков и А.Д. Казачок). Далее по улице – однотипные строения, в которых помещались факультетские (на первом этаже) и госпитальные (на втором этаже) клиники университета; позади них находились пропедевтическая и глазная клиники, институт гигиены, общей патологии и фармакологии, а также хозяйственные постройки. Между клиниками с отступом от улицы стоит здание, украшенное дорическим портиком,– оно было построено на средства В.А. Алексеевой для общей амбулатории по инициативе профессора В.Д. Шервинского и по проекту архитектора И.П. Залесского. Там теперь находится ректорат и музей академии.

Расположение зданий в медицинском городке на Большой Пироговской как бы символизирует человеческую жизнь от рождения до смерти: если в начале городка находится акушерская клиника, где происходило физическое рождение, и церковь, знаменующая духовное рождение, а в середине различные лечебные учреждения, то в конце – патологоанатомический корпус и часовня для отпевания ушедших в мир иной. В начале медицинского городка – церковь свыше Михаила Архангела, построенная на средства профессора А.М. Макеева архитекторами М.И. Никифоровым и А.Ф. Мейснером в 1897 г. (она была закрыта в 1931 г. и долгое время стояла полуразрушенная, но недавно была передана верующим и восстанавливается), а в конце – часовня свыше Дмитрия Прилуцкого (около 1890 г., перестроена архитектором Б.Н. Кожевниковым и освящена как церковь в сентябре 1903 г.).

Перед фронтом построек по Большой Пироговской улице – несколько памятников. Это памятник хирургу Н. И. Пирогову, открытый 3 августа 1897 г.; внизу постамента находится надпись: «Проект. и лепил В. Шервуд. Отливал Ф. Вишневский. 1897 год». На памятнике – медные доски с цитатами из речей и сочинений Пирогова. Как вспоминала сестра А.П. Чехова Мария Павловна, при следовании траурной процессии с гробом писателя по Большой Царицынской улице «еще одна остановка с литией была у клиники около памятника Пирогову. В этой клинике брат лежал, когда у него открылось кровохарканье в 1897 году». Недалеко от памятника Пирогову находится памятник физиологу И.М. Сеченову (1958 г., скульптор А.Е. Кербель), имя которого носит Российская медицинская академия, занимающая теперь здания городка. Тому же автору принадлежит выразительный монумент, открытый в 1972 г. в память медиков, погибших на фронтах Великой Отечественной войны, стоящий несколько в глубине от улицы, рядом с ректоратом академии. Другой памятник – Н. А. Семашко (1982 г., скульптор Л.В. Тазьба) – находится далее по улице, а во 2-м Клиническом (с 1956 г. Абрикосовском) переулке в 1960 г. установлен памятник профессору А. И. Абрикосову (скульптор А. Г. Постол).

В советское время на территории городка было возведено много крупных зданий – в частности, хирургического центра на углу Погодинской и Абрикосовского переулка («посадку» 14-этажного корпуса на старое трехэтажное здание сравнивали со сложной хирургической операцией) и нескольких клиник.

Левая сторона Большой Царицынской улицы начинается от перекрестка с короткой Зубовской, идущей от Садового кольца. У начала улицы находится мрачное плоское здание (Зубовская улица, 5), построенное архитектором Д.М. Иофаном, в котором находится Химико-фармацевтический институт.

Обращает на себя внимание высокий дом (№9а), выстроенный в 1911-1912 гг. для городских училищ по проекту архитектора А. А. Остроградского,– произведение в стиле неорусского направления модерна, украшенное керамикой С. В. Чехонина, изображающей свыше Георгия Победоносца.

Под №11, несколько в глубине, стоит здание, в котором сейчас находится институт по изысканию новых антибиотиков. Оно построено на средства благотворителя П.Г. Шелапутина по проекту архитектора Р.И. Клейна специально для гинекологической клиники в 1896 г. Иностранные специалисты, осматривая здание вскоре после окончания строительства, единодушно назвали его «первым образцовым учреждением в Европе».

За Олсуфьевским переулком – посольство Вьетнама (Большая Царицынская улица, 13), помещающееся в бывшем Мазуринском детском приюте, который построен по проекту архитектора И.А. Иванова-Шица в 1892–1894 гг. на 200 тысяч рублей, завещанные француженкой Марией Шарбонно в память своего мужа, богатого купца Н.С. Мазурина. Приют был предназначен для «сирот обоего пола и всех сословий», они жили здесь до 12 лет, а потом переводились в ремесленные и другие приюты.

За садом посольства – здание под №15, подобное многим, строившимся богатыми ведомствами в 1950-х гг.,– добротное, с высокими потолками, отделанное обязательным рустом. И действительно, его построили в 1955 г. для военной поликлиники (проект Н.М. Кузнецова), но при этом не пожалели одного из самых ярких и своеобразных зданий досоветской Москвы – так называемого Кельинского детского сада, выстроенного на пожертвования В.Ф. Кельина в память жены. Это было учреждение того нового типа, который педагог С. Т. Шанский и архитектор А.У. Зеленко, вдохновившись примером Соединенных Штатов, начали вводить в России. Первый такой детский сад, или лучше сказать детский клуб, они основали в Вадковском переулке, построив для него в 1905 г. оригинальное здание в стиле модерн. Здесь же, на Большой Царицынской, А. У. Зеленко выстроил в 1910 г. не менее оригинальное здание и также в стиле модерн, но в его более сдержанном неоклассическом направлении, бывшем столь модным в России того времени: на плоском фасаде с высоким ступенчатым аттиком, украшенным гербом Москвы, было написано: «Универсальный городской детский сад имени Ольги Николаевны Кельиной». С правой стороны на углу с Трубецким переулком (переулок Хользунова) возвышалась высокая башня астрономической обсерватории.

С другого угла Трубецкого переулка начинается целый квартал «архивного городка» – комплекс хранилищ, читальных залов, различных помещений как для научной работы, так и для архивного управления России.

Начало «городку» положило строительство здания для архива Министерства юстиции, который образовался в 1852 г. из трех архивов: Разрядно-Сенатского, Поместно-Вотчинного и Государственного архива старых дел. Позже в него влились еще несколько других архивов, и тогда настоятельно встал вопрос о строительстве специального здания. Инициатором выступил известный историк и археограф Николай Васильевич Калачов. После изучения опыта постройки архивных сооружений в Западной Европе решили строить отдельное здание на Девичьем поле, где Московская городская дума безвозмездно передала земельный участок при условии хранения документов по истории города.

В результате конкурса победил проект петербургского архитектора А.И. Тихобразова. В 1883 г. строительство началось и уже в следующем году было в основном закончено, но отделка и установка оборудования продолжалась еще год: только в феврале 1886 г. стали перевозить документы, и 28 сентября было торжественно открыто здание с читальными залами и кабинетами по фасадному корпусу и хранилищами документов позади, вокруг маленького дворика. На фасаде слева и справа надписи: «Учрежден в 1852 году» и «Сооружен в 1886 году».

Ныне здесь находится один самых богатых и интересных архивов – Российский архив древних актов, хранящий документы по истории нашего государства с XIII в. и по XVIII в. включительно. В их числе завещания великих князей, начиная с Ивана Калиты, чье завещание относится к 1339 г., единственный список Судебника Ивана III, столбец Соборного уложения 1649 г. длиной 309 м (раньше документы подклеивали друг к другу, а не сброшюровывали в книгу), летописи (в их числе Никоновская с первым упоминанием о Москве), многочисленные документы по истории Москвы – планы, челобитные, купчие, донесения губернаторов... Архив обладает и уникальной библиотекой, в которой около 200 тысяч томов. В ней содержатся и книги московского Печатного двора, и среди них «Апостол» 1564 г. с единственной владельческой записью XVI в., комплект мерной русской газеты «Ведомости», редчайшие журналы XVIII в.

Значительное строительство было предпринято в советское время, когда но проекту молодого архитектора А.Ф. Вохонского в 1936–1938 гг. воздвигли большие архивные здания, среди которых старожил выглядит совсем потерявшимся.

За «архивным городком» – здание детской больницы (№19), выстроенное в 1891 г. архитектором К.М. Быковским,– двухэтажное, с ризалитом в центре, в котором на втором этаже находилась аудитория (это была не только больница, но и учебное заведение, часть медицинского факультета университета). Больница строилась по замыслу известного детского врача Н.А. Тольского на средства, завещанные купцом М.А. Хлудовым (см. главу «Басманная слобода»). После его кончины здесь работал не менее известный врач Н.Ф. Филатов.

На левой стороне Большой Царицынской улицы обращает на себя внимание огромное строение под №25. При поисках монументального образа здания сталинской эпохи архитекторов тянуло к гиперболизированно большим формам – огромные дворовые арки-проезды, гигантские портики, крупные формы декора, перед которыми терялся маленький человечек – счастливый винтик счастливой страны Советов. Автором этого строения был И.А. Голосов, одинаково успешно работавший в самых различных стилях и создавший несколько монументальных проектов – как реализованных, так и оставшихся неосуществленными, выделявшихся особым гигантизмом. Он использовал классические детали – колонны, карнизы, кронштейны, капители, но, огрубляя и искажая их, придавал им крупные размеры, вырабатывая таким образом новый стиль сталинского тоталитаризма. Дом строился для Академии коммунального хозяйства, однако, законченный в 1938 г., был отдан военным.

За домом №31 во дворе стоит совсем неприглядное скромное здание с большим высоким окном – это мастерская и квартира одного из выдающихся художников советского времени, вынужденного разменивать свой талант на те работы, которых от него требовали чиновники от искусства. Павел Дмитриевич Корин, пришедший в высокое искусство от палехской иконописи, всю жизнь собирался написать грандиозное полотно, в котором он задумал изобразить Русь исчезавшую под напором большевиков.

«Уходящая Русь», или «Реквием», так и не появилась. «Я не сделал того, что мог сделать, что было в самый разгар работы насильственным образом прервано»,– писал П.Д. Корин. «Моя рана – моя картина»,– говорил о ней художник. Для картины изготовили огромный холст, специально сконструировали подрамник, но все это осталось без употребления. Об эпохальности произведения свидетельствуют 11 этюдов, ставших по сути самостоятельными работами. Мастерскую на Девичьем поле П.Д. Корин получил при поддержке М. Горького. После капитального ремонта бывшего хозяйственного помещения супруги Корины переехали сюда в марте 1934 г. и прожили тут всю свою жизнь. Сейчас здесь музей, филиал Третьяковской галереи, в котором, кроме произведений самого Корина, хранится его замечательное собрание икон.

Еще одно памятное место находится рядом – в доме, который стоял там, где теперь современное строение под №35, с августа 1927 по февраль 1934 г. в квартире на первом этаже жил писатель М.А. Булгаков.

Жилой дом №37–43 начал строиться в 1932 г. по проекту Л.С. Теплицкого, но в 1934 г. был переработан в более монументальных формах Е.Г. Черновым и Л.Я. Мецояном. За ним выходит торцами к улице комплекс жилых домов-общежитий (№51) для «красных профессоров», слушателей Института красной профессуры, открытого на базе Лицея царевича Николая на Остоженке. Этот комплекс был построен по проекту архитекторов Д.П. Осипова и А.М. Рухлядева в начале 1930-х гг. И последним по этой стороне Большой Царицынской улицы высится громоздкое здание со странными, как бы смятыми капителями ничего не поддерживающих колонн, с какими-то египетскими пирамидами наверху (№53–55, О.Ф. Шиндановина, Н. Н. Грачева, 1955 г.), выстроенное как жилой дом номерного завода с кинотеатром на месте церкви святых отцов седьмого Вселенского собора.

Посвящение главного престола церкви делегатам этого собора выглядит несколько странным в Москве, т.к. седьмой Вселенский собор ничем особенным не выделялся из ряда других. Но это посвящение объясняется тем, что в день поминовения собора – И октября 1812 г. – французские войска были вынуждены уйти из Москвы. Перед тем по приказу Наполеона разрушили древнюю церковь свыше Иоанна Предтечи, стоявшую у самых стен Новодевичьего монастыря. Староста церкви, владелец находившейся поблизости большой текстильной фабрики, Семен Афанасьевич Милюков, решивший совершить богоугодное дело, пожертвовал 163 тысячи рублей на восстановление старинной церкви. «Церковь прихода моего, известная как древностию лет, так и царским построением, к величайшему ныне прискорбию, в бытность неприятеля в столице, вся до основания минами разрушена: таковое разрушение или груда камней пред глазами пронзает сердца наши до слез»,– писал он в своем прошении.

Однако преосвященный Августин, глава московской церковной администрации, рассудил иначе: церковь не восстанавливать, а построить новую, большую и в современном стиле, а престол освятить в память знаменательного события – освобождения Москвы от «двунадесяти языков» наполеоновской армии.

Большой храм строился долго – с 1818 по 1833 г. Это было прекрасное сооружение в классическом стиле с выразительной ротондой главной церкви, удлиненной трапезной и примыкавшей к ней стройной колокольней. В России было только два храма-памятника в честь победы в Отечественной войне, и оба были разрушены коммунистами: храм Христа Спасителя и эта церковь у стен Новодевичьего монастыря.

Параллельно Большой идет Малая Пироговская (бывшая Малая Царицынская), где находятся несколько интересных зданий, и прежде всего те, которые появились на городских землях в конце XIX и в начале XX в.

Улица идет от перекрестка с Трубецким (Хользунова) переулком, где еще в конце XIX в. расстилалось большое поле. На нем город выстроил трамвайный парк, получивший название Уваровского – по фамилии владельцев бывшей здесь усадьбы; теперь это 5-й троллейбусный парк имени И. И. Артамонова, работавшего там слесарем и погибшего на Гражданской войне. Рядом с парком, также на принадлежавшей городу территории, в начале XX в. были выстроены несколько зданий Высших женских курсов (см. о них в главе «Хамовники»).

На Малой Царицынской улице еще до 1917 г. стали появляться промышленные предприятия, значительно выросшие в советское время. Особенно это касается крупного завода «Каучук», ведущего свою историю от фабрики резиновых изделий, эвакуированной в начале Первой мировой войны из Риги. Почти напротив него стоят красочные здания Казенного винного склада №3, построенные в 1899-1900 гг.

Погодинская улица проходит с северо-запада параллельно Большой Пироговской, отделяемая от нее зданиями клиник.

Нечастый случай в добольшевистской Москве – улица получила мемориальное название. До 1890-х гг. Погодинской улицы вообще не существовало и все дома стояли просто на границе Девичьего поля. Образовалась же улица после того, как город отдал Московскому университету большой участок Девичьего поля под медицинский клинический городок.

Как и везде в этом районе, на Погодинской улице примерно до середины прошлого столетия на землях, когда-то принадлежавших Новодевичьему монастырю, находились большие загородные усадьбы.

Участком №4–6 владели в продолжение второй половины XVIII столетия и до 1828 г. прокурор Межевой канцелярии А.А. Савелов и его наследники; следующий владелец, купец Ф.А. Калитин, разделил усадьбу на две части. Правая досталась купцам Якуниным, устроившим там текстильную фабрику, а левая в 1880–1890-х гг. также была распродана по частям.

На одной из них построено здание (Погодинская улица, 6) по проекту архитектора А.Е. Вебера в русском стиле, с живописным шатровым крыльцом, опирающимся на пузатые колонки. Оно предназначалось для Контрольной палаты, а закладка его происходила 4 мая 1897 г. В советское время здесь располагались институт педологии и дефектологии, потом 2-й МГУ, а сейчас – Научно-исследовательский институт онкологии имени П.А. Герцена. Перед зданием в небольшом скверике стоит бюст Н. Ф. Гамалеи (1956 г., скульпторы С.Я. Ковнер и Н.А. Максимченко), знаменитого биолога, зачинателя многих направлений в микробиологии и вирусологии, неутомимого борца со страшными эпидемическими болезнями – холерой, чумой, тифом.

Далее – самая большая усадьба, находившаяся здесь, на западной границе Девичьего поля. Земельный участок в старину принадлежал Новодевичьему монастырю, отдавшему в 1747 г. его из оброка жене генерал-майора И. И. Головина Марии Михайловне, за которой он числился и по межевым книгам 1761 г. В декабре 1808 г. эта усадьба становится собственностью князей Щербатовых. О ней упоминает Толстой в романе «Война и мир», когда рассказывает о Безухове, оставшемся в Москве в сентябре 1812 г., пойманном французами и подозреваемом в поджигательстве: «Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский».

Но Толстой в этом небольшом эпизоде романа, как, впрочем, и во многих других, отошел от исторической истины (за что был жестоко раскритикован после опубликования «Войны и мира»). Маршал Даву, герцог Экмюльский, остановился в 1812 г. не в доме Щербатова, а в соседнем, стоящем далее по современной Погодинской улице, принадлежавшем в то время фабриканту С.А. Милюкову. Именно в этот дом привели будущего известного государственного деятеля, а тогда офицера русской армии В.А. Перовского, мемуарами которого воспользовался Л.Н. Толстой для описания злоключений Пьера Безухова.

В доме Щербатовых на Девичьем поле в начале XIX в. жила семья князя Дмитрия Михайловича, в которой часто гостили его племянники братья Михаил и Петр Чаадаевы и будущие декабристы Иван Якушкин и Федор Шаховской.

На долю семьи Щербатовых выпало немало испытаний. Сын князя Иван пострадал из-за протеста солдат Семеновского полка, возмутившихся жестоким обращением полкового командира, – Щербатов, разжалованный в солдаты, был отправлен на Кавказ, где скончался в 1829 г. Дочь Наталья вышла замуж за князя Ф.П. Шаховского. Она пользовалась вниманием двух будущих декабристов – Федора Шаховского и Ивана Якушкина, но предпочла первого. Якушкин был неутешен. «Я узнал,– пишет он Ивану Щербатову,– что твоя сестра выходит замуж – это был страшный момент. Он прошел. Я хотел видеть твою сестру, увидел ее, услышал из собственных ее уст, что она выходит замуж,– это был момент еще более ужасный. Он также прошел. Теперь все прошло». Якушкин хотел бежать в Америку сражаться за освобождение негров, думал о самоубийстве; после выступления 14 декабря на Сенатской площади его арестовывают и ссылают на 20 лет.

Жизнь Натальи Щербатовой сложилась трагично: арест мужа, ссылка его на вечное поселение в Туруханск, где он сошел с ума. Благодаря ее хлопотам Шаховского перевели в суздальский Спасо-Евфимиев монастырь, и он умер там через два месяца после приезда.

Дальнейшая судьба щербатовской усадьбы связана с жизнью и трудами замечательного русского историка Михаила Петровича Погодина. После продажи дома на углу Мясницкой и Большого Златоустинского переулка Погодин нашел другой на окраине Москвы, у просторов Девичьего поля – в декабре 1835 г. он приобрел щербатовскую усадьбу.

Имя Погодина до последнего времени предавалось анафеме: защитник официальной правительственной линии в науке и преподавании, отнюдь не сторонник «революционных демократов». Но анафематствовавшие забывали сказать, что именно Погодин выступал с резкими высказываниями против существовавших в России порядков во времена Крымской войны, именно Погодин был центром притяжения для представителей многих и самых разных кружков и направлений в русской культуре, поддерживал тесные отношения с А.С. Пушкиным, Н.В. Гоголем; и именно с Погодиным либо дружили, либо просто были знакомы почти все сколько-нибудь известные русские историки и литераторы – его дом на Девичьем поле видел, наверно, всех их. Как писал его добрый знакомый, «...его оценили, когда его не стало. Все поняли, что Погодиным, в том смысле и значении, какое он имел для Москвы и отчасти для славянских земель – быть не так легко, как это казалось со стороны...»

Михаил Петрович Погодин был известен в Москве – о его скупости ходили легенды, но в то же время он мог быть и щедрым – жертвовал бедным, давал деньги начинающим авторам или же сам издавал их сочинения. Но если скупость его замечали многие, то добрые дела Погодин совершал всегда негласно, стараясь не говорить о них. Скуп же был потому, что не имел наследственных имений и богатств; все, что имел, заработал тяжелым трудом. Погодин сделал себя сам: сын крепостного крестьянина, он выбивается в люди, заканчивает Московский университет, становится видным историком, коллекционером, писателем, издателем журналов «Московский вестник» и «Москвитянин». Он «...видел кругом себя довольно долгое время нужду и бедность, с необычайным трудом он выбрался на ту дорогу, которой искала его душа – дорогу большего и высшего образования, нежели среда, в какой сначала он вращался».

Погодинская усадьба, занимающая территорию современных участков №10, 12 и 14, состояла из двух почти равных частей – левой, выходящей на угол с Большим Саввинским переулком, где находились основные усадебные строения, жилые и хозяйственные, и правой, занятой огромным садом и прудом. Вдоль улицы шла липовая аллея, поворачивавшая у правой границы участка в глубь него, к пруду. Главный дом усадьбы, одноэтажный, деревянный, в семь окон, с мезонином, откуда открывался вил на незастроенное широкое Девичье поле, стоял по линии улицы (на месте правой части решетки перед домом №12). В анфиладе первого этажа главного дома располагался рабочий кабинет Погодина, полный книг, картин, гравюр, документов.

Справа и слева от дома на равном расстоянии стояли деревянные же флигеля. В одном из них находился пансион, содержавшийся Погодиным по примеру других профессоров университета. В пансионе жило и кормилось около 10 учеников. «Продовольственной частью заведовала старуха, мать Погодина, Аграфена Михайловна, отличавшаяся крайней бережливостью»,– писал А.А. Фет, оставивший живые воспоминания о погодинском пансионе, где он учился перед поступлением в университет.

Особенно памятен погодинский дом тем, что в нем много раз останавливался и подолгу жил Н.В. Гоголь. В Москву он приехал впервые в 1832 г. и тогда же познакомился с Погодиным, но остановился у него только в сентябре 1839 г. Для Гоголя отводился обычно мезонин. «До обеда он никогда не сходил вниз в общие комнаты,– вспоминал сын М.П. Погодина,– обедал же всегда со всеми нами, причем был большею частию весел и шутлив. После обеда до семи часов вечера он уединялся к себе, и в это время к нему уже никто не ходил; а в семь часов он спускался вниз, широко распахивал двери всей анфилады передних комнат, и начиналось хождение, а походить было где; дом был очень велик. В крайних комнатах, маленькой и больших гостиных, ставились большие графины с холодной водой. Гоголь ходил и через каждые десять минут выпивал по стакану. На отца, сидевшего в это время в своем кабинете за летописями Нестора, это хождение не производило никакого впечатления; он преспокойно сидел и писал. Изредка только бывало поднимет голову на Николая Васильевича и спросит: «Ну, что, не находился еще?» – «Пиши, пиши,– отвечает Гоголь,– бумага по тебе плачет». И опять то же; один пишет, а другой ходит. Ходил же Н. В. всегда чрезвычайно быстро и как-то порывисто, резко, производя при этом такой ветер, что стеариновые свечи оплывали. Когда же Н. В. очень уж расходится, то моя бабушка закричит, бывало, горничной: «Груша, а Груша, подай-ка теплый платок, тальянец (так она звала Н.В.) столько ветру напустил, так страсть!» – «Не сердись, старая,– скажет добродушно Н.В.,– графин кончу, и баста»».

Когда в 1841 г. Гоголь привез из Италии первый том «Мертвых душ», то устроил их прочтение Аксаковым и Погодину в его доме и там же продолжал работать над поэмой, писал «Портрет», «Тараса Бульбу»В большом саду погодинской усадьбы Гоголь дважды устраивал торжественные обеды по случаю своих именин, которые он праздновал на вешнего Николу – 9 мая. В большой аллее расставлялись столы, за которыми садилось множество гостей. «Злоба дня, весь внешний успех пиршества, сосредоточивался на погоде. Дело в том, что обед устраивался в саду, в нашей знаменитой липовой аллее,– вспоминал тот же мемуарист. – Пойди дождь и все расстроится. Еще дня за два до Николы Николай Васильевич всегда был очень возбужден... Сад был у нас громадный, на 10 000 квадратных сажен, и весной сюда постоянно прилетал соловей... пел он большей частию рано утром или поздно вечером... у меня постоянно водились добрые соловьи. В данном случае я пускался на хитрость: над обоими концами стола, ловко укрыв ветвями, вешал по клетке с соловьем. Под стук тарелок, лязг ножей и громкие разговоры мои птицы оживали... Гости восхищались: «Экая благодать у тебя, Михаил Петрович, умирать не надо. Запах лип, соловьи, вода в виду...» Обед кончался очень поздно... Общество расходилось часов в одиннадцать вечера и Н.В. успокаивался, сознавая, что он рассчитался со своими знакомыми на целый год...»

В этом доме находилось погодинское «Древлехранилище» – ценнейшая коллекция предметов русской старины. Он собирал самые разные предметы, которые каким-либо образом относились к русской истории: монеты, рукописи, древние грамоты, старопечатные книги, картины, портреты, оружие, письма Петра Великого, автографы Суворова, Державина, Ломоносова, старинное оружие, народные лубки, монеты... Как собиратель – и собиратель знающий – Погодин вскоре стал известен в Москве: букинисты и торговцы антиквариатом несли на Девичье поле редкие вещи, зная, что все будет по достоинству оценено. Погодинская коллекция славилась не только в России, но и в Европе, откуда приезжали с ней знакомиться. В 1852 г. Погодин вынужден был расстаться со своими сокровищами: приходилось думать о семье, об обеспечении дочерей. Он предложил приобрести коллекцию государству, и она перешла в Императорскую публичную библиотеку за 150 тысяч рублей. В доме на Девичьем поле Погодин прожил до кончины 8 декабря 1875 г.

От погодинской усадьбы осталась лишь затейливо украшенная деревянная постройка, так называемая «погодинская изба», о которой поэтесса Е.П. Ростопчина писала Погодину: «Что ваша новая книга из бревен – т.е., изба... Я слышу, что она заменила Москвитянина и Мстиславов Ростиславичей, и все прежние ваши страсти». (Погодин издавал журнал под названием «Москвитянин» и работал над историей России удельного периода. – Авт.)

Изба была перестроена из более старой в 1856 г. на средства богача В. А. Кокорева – это был подарок известному русскому историку архитектором Н.В. Никитиным, известность которого и началась с этой постройки.

После кончины Погодина в 1875 г. усадьба перешла сначала к его сыну Ивану, а потом к жене сына Анне Петровне, урожденной княжне Оболенской. При ней усадьба разделилась на пять сравнительно небольших участков, один из которых – крайний левый, выходивший на угол Большого Саввинского переулка,– остался за ней. Он потом принадлежал дочери Погодина А.М. Плечко (автору книги о Китай-городе), позже – доктору Ф.А. Саввею-Могилевичу, открывшему здесь психиатрическую лечебницу (в ней в апреле – августе 1902 г. лечился художник М.А. Врубель). Остальные участки были распроданы А.П. Погодиной разным владельцам. На одном из них было выстроено внушительное здание Сергиевского приюта (№10) для неизлечимо больных, основанного благотворительницей Е.С. Ляминой в память митрополита Сергия, управлявшего Московской епархией с 1894 по 1897 г. Здание приюта спроектировано архитектором С. У. Соловьевым (1899–1901 гг.) в традициях неорусского стилевого направления модерна, напоминающее его же постройки Медведниковской больницы на Большой Калужской. Приютский храм был освящен в память свыше Сергия Радонежского 13 октября 1901 г. При коммунистах в бывшем приюте находились научные институты Наркомздрава (тропический, санитарно-гигиенический, микробиологический), а сейчас в надстроенном здании – НИИ экологии человека и гигиены окружающей среды имени А.Н. Сысина.

На территории той же погодинской усадьбы в 1959 г. выстроили современное посольское здание (№12, архитектор А.Д. Сурис), предназначавшееся для Албании, но т.к. она не желала признавать перемен в тогдашнем Советском Союзе, то дом отдали посольству Ирака.

За Большим Саввинским переулком начиналась усадьба Апраксиных, простиравшаяся до Малого Саввинского. На ней стояли каменные палаты и «наверху оных деревянный зал». О продаже дома объявлялось в газете «Московские ведомости» в 1762 г.: «...при оном сад, пруд и оранжерея; порожнего места на десятину, с которого косится несколько сена». За этим участком находилась огромная усадьба Юшковых. Семья Юшковых была богатой – им принадлежали большой дворец на Мясницкой, обширное владение в Китай-городе (в Никольском переулке) и загородная усадьба на Девичьем поле.

Дворовых было 200 человек, в конюшнях стояли полсотни лошадей, в подвалах – тяжелые сундуки с драгоценными материями. Современники рассказывали, что у Юшковых было 40 пудов серебряной посуды, которая выставлялась на обедах, где присутствовали до 150 гостей. Однажды в 1811 г. в их усадьбе на Девичьем поле праздник продолжался три дня и три ночи, восемнадцать балов следовали один за другим – с фейерверками и музыкой в огромном саду. Все окрестные фабрики перестали работать, ибо фабричных нельзя было загнать в цеха – они толпились у дома и ограды сада, а игуменья Новодевичьего монастыря не могла справиться с монахинями, стоявшими вместо заутрени и вечерни на стенах монастыря, слушая цыган и роговую музыку и зачарованно смотря на волшебное зрелище. Мотовство долго продолжаться не могло – Юшковы разорились, а загородная усадьба перешла к купцам. Новый владелец фабрикант С.А. Милюков устроил в бывшей усадьбе фабрику: ее здания стоят за перекрестком с Малым Саввинским переулком (№18–22). В них «с раннего утра слышался грохот,– вспоминал родственник фабриканта,– как будто сотни поваров стучат ножами в какой-нибудь исполинской кухне: это были набивные, в которых рабочие нагоняли набивные узоры на миткаль. Позади стояли деревянные сушильни с широкими навесами, где вечно тянулись нескончаемые ряды ярких, только что окрашенных ситцев; а дальше шли красильни и другие фабричные постройки... К главному фабричному строению примыкал с левой стороны каменный жилой флигель в два этажа. Внизу помещалась контора, а наверху жил сам дядя Семен Афанасьич. От верхнего этажа, отделанного с безвкусной роскошью, широкая лестница вела в сад с тенистыми аллеями и прудами, которые спускались до самой Москвы-реки». Как Малый, так и Большой Саввинские переулки получили имя по уже исчезнувшей церкви свыше Саввы, стоявшей у ее начала, на месте современного страшноватого здания (Большой Саввинский, 14) Экономико-статистического института. Саввинскую церковь снесли в 1931 г., а история у нее была долгая и интересная.

Впервые она упоминается в седой древности, в завещании князя Петра Добрынского 1454 г.: «Се аз... дал есмь в дом пречистыа Богородици и своему господину Ионе митрополиту киевскому и всеа Руси монастырь святого Савы, на Москве, на посаде, и со всем тем, что к тому монастырю из старины потягло, и земель, и лугов, и Собакинская пустошь. Так же есмь придал к тому монастырю святого Савы свою мельницу на усть Сетуни, да две деревни у Крылатска, что есмь выменял у владыки у Ростовского у Григорья. А то есмя дал...на поминок своих прародителей и родителей, и по своей души, и по всему своему роду». С тех пор монастырь стал митрополичьим, а в 1589 г., когда на Москве учредили патриаршество,– и патриаршим: известно, что в монастыре находились хоромы патриарха – так, и 1637 г. сообщалось, что «киот с деисусы поставлен в Саввинском же монастыре перед патриарши хоромы в сенях».

У монастыря находилась и небольшая слобода: «Патриаршая вотчина, Саввинская слобода, на берегу Москвы реки, Горетово стану, а в ней 32 двора бобыльских, людей в них 68 человек, кормятся на Москве всякою работою...».

В середине XVII в. монастырь, до того бывший мужским, стал женским под названием «Ново-Саввинский Киевский, что под Девичьим монастырем»: первые его монахини приехали в Москву из Киева. В 1690 г., когда патриарх Иоаким скончался, деньги на поминки были выданы уже не в монастырь, а в приходскую Саввинскую церковь – стало быть, примерно в это время монастырь уже упразднили.

Возможно, что каменное здание Саввинской церкви построили в 1592 г., а колокольню в 1632 г. Позднее и церковь, и колокольню перестраивали.

Церковь свыше Саввы памятна тем, что ее посетил в последние свои трудные дни Николай Васильевич Гоголь. Он жил в Москве и проводил много времени в молитве и размышлении о смысле земной жизни. М.П. Погодин вспоминал: «В четверг на масленой неделе, 7 февраля 1852 года явился Гоголь в церковь свыше Саввы Освященного на Девичьем поле, еще до заутрени, и исповедался. Перед принятием свыше Даров, за обеднею, пал ниц и много плакал. Был уже слаб и почти шатался». Умер он через четырнадцать дней – 21 февраля 1852 г.

Как и во многих других местах за Земляным городом, в конце XVII и в XVIII в. здесь, на берегу Москвы-реки, располагались загородные имения богатых владельцев, перешедшие позднее к фабрикантам, устроившим в барских усадьбах крупные промышленные предприятия, работающие и сейчас.

Так, по правой стороне Большого Саввинского переулка находятся гардинно-кружевная и шелковая фабрики, носившие почему-то имена коммунистов: первая – немецкого Тельмана, а вторая – российского Свердлова, хотя ни тот, ни другой никакого отношения к кружевам и шелку, как кажется, не имели.

Гардинно-кружевная фабрика находится в начале переулка, а за нею – один из значительных здесь архитектурных и исторических памятников: в глубине участка под №6 стоит особняк, построенный,

возможно, после 1816 г. купцом Л.Д. Грачевым, владельцем текстильной фабрики, находившейся на огромном участке. В середине XIX в. он принадлежал семье Ганешиных, богатых купцов-фабрикантов. В конце века участок приобрела кружевная фабрика, где работал Карл Метнер, сыновья которого оставили благотворный след в истории русской культуры: Эмилий создал знаменитое издательство «Мусагет», Александр был не только композитором, но скрипачом и дирижером – он долгое время заведовал музыкальной частью Камерного театра, а Николай был самым известным из них и прославился как композитор. По словам исследователя его творчества, «отпечаток высокого интеллекта, внутреннего воодушевления, богатой фантазии был характерен и для исполнительского облика Николая Карловича и для его композиции, где мысль и чувство сосуществовали в чудесном единстве».

Николаи и Эмилии Метнеры поселились в Большом Саввинском переулке в доме фабрики в конце 1913 г. «Тогда это была окраина Москвы – верхний этаж, старинный дом, с толстыми звуконепроницаемыми стенами, кругом много зелени,– вспоминала племянница Метнера. – В квартире было шесть комнат, так что братья, Николай Карлович и Эмилий Карлович, могли работать, не мешая друг другу. У дяди Коли был большой кабинет, где стояли два рояля (фабрик Липп и Бехштейн), письменный стол, большой угловой диван и шкафы с нотами и книгами. Комната была очень светлая и уютная...» Об этом же доме вспоминала и Мариэтта Шагинян, дружившая с Метнерами и прожившая «на пансионе» зиму 1916 г.: «...быт наш начинался с открытой утром форточки, с открытых форточек во всей квартире и особого, сейчас исчезнувшего дыма – лесного аромата сухих березовых дров из открытых створок больших голландских печей».

Николай Карлович жил здесь до 1919 г., когда фабрику национализировали, а семью Метнеров выселили. Через два года Н.К. Метнер навсегда покинул родину: выступая за границей, он предполагал возвратиться обратно, но в 1931 г. ему без всяких объяснений отказали в визе, и всю оставшуюся жизнь Н.К. Метнер прожил на Западе, став знаменитым композитором и исполнителем.

Рядом – два дома (№8), которые занимало Общество распространения технических знаний, устроившее там среднее механико-техническое училище: быстро развивающаяся промышленность остро нуждалась в технических кадрах и вполне естественно, что общество приобрело этот участок как раз между двумя большими фабриками – соседом справа была суконная фабрика «Товарищества братьев В. и Н. Ганешиных», слева – «Товарищество ситцевой фабрики

Альберта Гюбнера». Дата постройки одного из зданий училища вид на на нем самом: между первым и вторым этажами написано «1882» Деревянное живописное здание на том же участке, но справа от предыдущего, было выстроено в 1878 г.

Остальную часть этой стороны Большого Саввинского переулка занимает нынешняя шелковая фабрика, преобразованная из бывшей фабрики А. Гюбнера.

Специалист по текстильному производству Альберт Осипович Гюбнер приехал в Москву из Франции и вскоре после приезда в 1846 г открыл свое собственное дело. В Большом Саввиновском переулке у Москвы-реки он обосновался в 1856 г., и с тех пор фабрика «Товарищества ситцевой мануфактуры А. Гюбнера» стала процветать, достигнув в начале XX в. годовой выработки тканей на 6 миллионов рублей. При фабрике были выстроены больница, баня, школа, столовая.

На левую сторону переулка выходят задние границы участков по Погодинской улице, за исключением дома под №9, в котором, как написано на мемориальной доске, с 1955 по 1984 г. «работал главный конструктор бортового электрооборудования, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии Георгий Федорович Катков». Безымянный прежде «почтовый ящик» получил легальное название – «Акционерное общество «Машиноаппарат». Общество это помещается в бывшем приюте для неизлечимо больных женщин, здание которого было выстроено в 1901–1904 гг. архитектором М.А. Дурновым. В особой пристройке к южной стороне здания находилась домовая церковь во имя иконы «Всех скорбящих радость», «внутри довольно обширная и отделанная весьма благолепно», как было написано в сообщении о ее освящении в газете «Московские церковные ведомости» 14 марта 1904 г.

| | | |