Новгородские былины не разрабатывали воинской тематики. Они выразили иное: купеческий идеал богатства и роскоши, дух смелых путешествий, предприимчивость, размашистую удаль, от­вагу. В этих былинах возвеличен Новгород, их герои - купцы.

Чисто новгородским богатырем является Василий Буслаев. По В. И. Далю, "буслай" - "разгульный мот, гуляка, разбитной

малый". Таким и предстает герой. Ему посвящены две былины: "Про Василья Буслаева" (или "Василий Буслаев и новгородцы") и "Поездка Василия Буслаева".

Первая былина отразила внутреннюю жизнь независимого Новгорода в XIII-XIV вв. Предполагается, что в ней воспроиз­ведена борьба новгородских политических партий.

Рожденный от пожилых и благочестивых родителей, рано оставшийся без отца, Василий легко овладел грамотой и просла­вился в церковном пении. Однако у него проявилось еще одно качество: необузданное буйство натуры. Вместе с пьяницами он начал допьяна напиваться и уродовать людей. Богатые посадс­кие мужики пожаловались его матери - матерой вдове Амелфе Тимофеевне. Мать стала Василия журить-бранить, но ему это не понравилось. Буслаев набрал себе дружину из таких же молод­цов, как и он. Далее изображается побоище, которое в праздник устроила в Новгороде перепившаяся дружина Буслаева. В этой обстановке Василий предложил ударить о велик заклад: если Новгород побьет его с дружиною, то он всякий год будет пла­тить дани-выходы по три тысячи; если же он побьет - то мужи­ки новгородские будут ему платить такую же дань. Договор был подписан, после чего Василий с дружиной прибили... многих до смерте. Богатые мужики новгородские кинулись с дорогими подарками к Амелфе Тимофеевне и стали ее просить унять Ва­силия. С помощью девушки-чернавушки Васька был доставлен на широкий двор, посажен в погреби глубокие и крепко заперт. Между тем дружина продолжала начатый бой, но не могла усто­ять против целого города и стала слабеть. Тогда девушка-чернавушка взялась помогать дружине Василия - коромыслом приби­ла уж много до смерте. Затем она освободила Буслаева. Тот схва­тил ось тележную и побежал по широким новгородским улицам. По пути он натолкнулся на старца-пилигримища:

Стоит тут старец-пилигримишша,

На могучих плечах держит колокол,

А весом тот колокол во триста пуд...

Но и он не смог остановить Василия, который, войдя в за­дор, ударил старца и убил. Затем Буслаев присоединился к сво­ей дружине: Он дерется-бьется день до вечера. Буслаев победил новгородцев. Посадские мужики покорилися и помирилися, при­несли его матери дорогие подарки и обязались платить на всякой

год по три тысячи. [К. Д. - С. 48-54]. Василий выиграл пари у Новгорода, как и Садко-купец в одной из былин.

Былина "Поездка Василия Буслаева" повествует о путеше­ствии героя в Ерусалим-град с целью замолить грехи. Однако и здесь проявилась его неукротимость ("А не верую я, Васюнька, ни в сон, ни в чох, а и верую в свой червленой вяз "). На горе Сорочин ской Василий кощунственно пнул прочь с дороги человеческий череп. В Иерусалиме, несмотря на предостережение бабы залес­ной, купался во Ердане-реке со всей своей дружиной. На обрат­ном пути снова пнул человеческий череп, а также пренебрег надписью на некоем мистическом камне:

"А и кто-де у камня станет тешиться,

А и тешиться-забавлятися,

Вдоль скакать по каменю, -

Сломить будет буйну голову".

Василий прыгнул вдоль по каменю - и погиб. [К. Д. - С. 91- 98]. Таким образом, он не смог выполнить благочестивых наме­рений, остался верен себе, умер грешником.

Иной тип героя представляет Садко. В. Г. Белинский писал о нем: "Это уже не богатырь, даже не силач и не удалец в смысле забияки и человека, который никому и ничему не дает спуску; это и не боярин, не дворянин: нет, это сила, удаль и богатыр­ство денежное, это аристократия богатства, приобретенного тор­говлею, - это купец, это апофеоза купеческого сословия. <...> Садко выражает собою бесконечную удаль; но эта сила и удаль основаны на бесконечных денежных средствах, приобретение которых возможно только в торговой общине".

О Садко известны три сюжета: чудесное обретение богатства, спор с Новгородом и пребывание на дне у морского царя. Обычно два или все три сюжета исполнялись в контаминированном ви­де, как одна былина (например: "Садко" [Гильф. - Т. 1. - С. 640-657]).

Первый сюжет имеет две версии. По одной купец Садко при­шел с Волги и передал от нее привет слезному озеру Ильменю. Ильмень одарил Садко: превратил три погреба выловленной им рыбы в монеты. По другой версии, Садко - бедный гусляр. Его перестали звать на пиры. С горя он играет во гусли яровчаты на берегу Ильмень-озера. Из озера вышел царь водяной и в благо-

благодарность за игру научил Садко, как разбогатеть: Садко должен ударить о залог великий, утверждая, что в Ильмень-озере есть рыба-золотые перья. Ильмень дал в сети три таких рыбины, и Садко сделался богатым купцом.

Второй сюжет также имеет две версии. Раззадорившись на пиру, Садко бьется с Новгородом об заклад, что на свою несметну золоту казну может повыкупить все товары новгородские. По одной версии так и происходит: герой выкупает даже черепки от битых горшков. Согласно другой версии, в Новгород каждый день прибывают все новые товары: то московские, то заморс­кие. Товаров со всего да со бела свету не выкупить; как ни богат Садко, а Новгород богаче.

В третьем сюжете корабли Садко плывут по морю. Дует ве­тер, но корабли останавливаются. Садко догадывается, что мор­ской царь требует дани. Царю не нужно ни красного золота, ни чистого серебра, ни мелкого скатного жемчуга - он требует жи­вой головы. Трижды брошенный жребий убеждает, что выбор пал на Садко. Герой берет с собой гуселки яровчаты и, оказавшись на морском дне, потешает царя музыкой. От пляски морского царя сколебалосе все сине море, стали разбиваться корабли, нача­ли тонуть люди. Утопающие вознесли мольбы Николе Можайс­кому - святому покровителю на водах. Он явился к Садко, на­учил изломать гусли, чтобы остановить пляску морского царя, а также подсказал, как Садко выбраться из синего моря. По неко­торым вариантам спасенный Садко возводит соборную церковь в честь Николы.

В образе Садко трудно увидеть реальные исторические чер­ты. Вместе с тем былина подчеркивает его удаль, что верно от­ражает колорит эпохи. Отважным купцам, преодолевающим вод­ные просторы, покровительствовали божества рек и озер, сим­патизировал фантастический морской царь.

Образ новгородского купца-корабельщика естественно вписывается в систему всего русского фольклора. На своих дорогих кораблях приплыва­ет в Киев Соловей Будимирович. На Соколе-корабле плывут по синему морю Илья Муромец и Добрыня Никитич ("Илья Муромец на Соколе-корабле"). Сказка "Чудесные дети" (СУС 707) в ее самобытной восточ­нославянской версии также создала яркий образ купцов-корабельщиков, торговых гостей. Этот образ встречается и в других восточнославянских сказках.

Киевская Русь активно пользовалась водными торговыми путями. М. В. Левченко описал устройство судов древнерусского флота. "Ладьи досча-

тые", вмещавшие от 40 до 60 человек, изготавливали из долбленой коло­ды, обшивали досками (позже таким же способом строили свои суда запорожцы). Б. А. Рыбаков отметил, что в VIII-X вв. древнерусские флотилии насчитывали до двух тысяч судов.

В. Ф. Миллер отнес к новгородским - по ряду бытовых и географических признаков - былину "Вольга и Микула". Об­ластная ориентация этого произведения сказалась в том, что нов­городец Микула изображен более сильным, чем племянник ки­евского князя Вольга со своей дружиной.

Вольга отправился в пожалованные ему киевским князем три города за сбором дани. Выехав в поле, он услышал работу ора­тая: оратай понукивает, сошка поскрипывает, омешики по ка­мешкам почиркивают. Но приблизиться к пахарю Вольге уда­лось только через два дня. Узнав, что в городах, куда он направ­ляется, живут мужики... разбойники, князь пригласил оратая с собой. Тот согласился: выпряг кобылку, сел на нее и поехал. Однако вскоре он вспомнил, что оставил сошку в борозде - ее надо вытащить, отряхнуть от земельки и бросить за ракитов куст. Вольга трижды посылает дружинников убрать сошку, но ее не могут поднять ни пять, ни десять добрых молодцев, ни даже вся дружинушка хоробрая. Пахарь Микула вытаскивает сошку одной рукой. Противопоставление переходит и на коней: конь Вольги не может угнаться за кобылкой Микулы Селяниновича.

Образ Вольги испытал некоторое влияние образа мифичес­кого Волха: в зачине сообщается, что Вольга умеет оборачивать­ся волком, птицей-соколом, щукой-рыбою. [Гильф. - Т. 2. - С. 4-9]. Это давало основание возводить архаичную основу сюже­та к конфликту между древним охотником и более цивилизо­ванным земледельцем. Однако идея былины прежде всего со­стоит в том, что князю противопоставлен чудесный пахарь, на­деленный могучей силой.

ПОЭТИКА БЫЛИН

Былины имеют особый художественный мир. Все, о чем в них поется, отличается от обычной жизни. Поэтический язык былин подчинен задаче изображения грандиозного и значитель-

ного. Певец-сказитель сливается душою с высотой небес, глуби­ной моря, раздольными просторами земли, соприкасается с та­инственным миром "глубоких омутов днепровских":

Высота ли, высота поднебесная,

Глубота, глубота акиян-море.

Глубоки омоты днепровския . [К. Д. - С. 9].

Поэтизация степной воли, молодецкой удали, всего облика богатыря и его коня переносила слушателей в воображаемый мир Древней Руси, величаво вознесенный над заурядной дей­ствительностью.

Композиция

Композиционную основу сюжетов многих былин составляет антитеза: герой резко противопоставлен своему противнику ("Илья Муромец и Калин-царь", "Добрыня Никитич и змей", "Алеша Попович и Тугарин"). Другим главным приемом изоб­ражения подвига героя и вообще эпических положений являет­ся, как и в сказках, утроение. В отличие от сказок, сюжеты бы­лин могут разворачиваться не только вслед за действиями глав­ного героя: сюжетная линия может последовательно переходить от одного персонажа к другому ("Илья Муромец в ссоре с кня­зем Владимиром", "Василий Буслаев и новгородцы").

Былинные сюжеты строятся по обычному, универсальному принципу построения эпических произведений: они имеют за­чин, завязку действия, его развитие, кульминацию и развязку.

В зачинах указывается, откуда выезжает богатырь, место дейст­вия; или рассказывается о рождении богатыря, об обретении им силы. Некоторые сказители начинали все былины своего репер­туара не с запева, а прямо с зачина - например Т. Г. Рябинин.

Былину об Илье Муромце и Соловье-разбойнике он начал с описания выезда богатыря:

Из того ли-то из города из Муромля,

Из того села да с Карачирова,

Выезжал удаленькой дородный добрый молодец,

Он стоял заутрену во Муромли,

А и к обеденке поспеть хотел он в стольнёй Киев-град,

Да и подъехал он ко славному ко городу к Чернигову.

[Гильф. - Т. 2. - С. 10].

Зачин былины "Волх Всеславьевич", записанной в XVIII в., пред­ставляет собой соединение древних мифологических мотивов: необычное рождение героя от женщины и змея; приветствие его появления на свет живой и неживой природой; быстрый рост богатыря; его обучение грамо­те и другой премудрости - оборотничеству; набор дружины. [К. Д. - С. 32-33].

В новгородских былинах зачины начинаются с упоминания Новгорода как места действия:

В славном великом Нове-граде

А и жил Буслай до девяноста лет... [К. Д. - С. 48].

В былине "Садко", записанной от А. Сорокина, зачин сообщает, что Садко - бедный гусельщик, который спотешал купцов и бояр на чес­тных пирах. Далее - завязка: Садка не позвали на почестей пир, a также на второй и на третий... [Гильф. - Т. 1. - С. 640].

Завязка былинного сюжета часто происходит на княжеском пиру, где главный герой ведет себя не так, как все остальные гости, и этим обращает на себя внимание. Былины киевского цикла иногда начинались сразу с завязки - с описания пира:

Во стольном во городе во Киеве,

У ласкова князя у Владимира,

Заводился пир, право, почестей стол... [Азб. - С. 209];

У князя было у Владимира,

У киевскаго солнышка Сеславича

Было пированьиио почесное,

Чесно и хвально, больно радышно

На многи князья и бояря.

На сильных могучих богатырей.

[Киреевский. - Вып. 3. - С. 32].

В развязке былинного сюжета поверженный враг или вра­жеское войско заклинаются:

"Не дай Бог нам бывать ко Киеву,

Не дай Бог нам видать русских людей!

Неужто в Киеве все таковы:

Один человек всех татар прибил?" ("Калин-царь"). [К. Д. - С. 133];

Ах тут Салтан покаялся:

"Не подай, Боже, водиться с Ильей Муромцем ,

Ни детям нашим., ни внучатам.

Ни внучатам, ни правнучатам.

Ни правнучатам, ни пращурятам! " ("Илья Муромец на Соколе-корабле"). [Азб. - С. 30].

А и тот ли Батыга на уход пошол,

А и бежит-то Батыга запинается.

Запинается Батыга заклинается:

- Не дай Боже, не дай Бог, да не дай дитям моим.

Не дай дитям моим да моим внучатам

А во Киеви бывать да ведь Киева видать! ("Василий Игнатьевич"). [Гильф. - Т. 1. - С. 554].

Подобно сказкам, сюжеты былин имели свое художествен­ное обрамление: запевы (в начале) и исходы (в конце). Это са­мостоятельные мелкие произведения, не связанные с основным содержанием былины.

Запевы имеются не во всех былинах. Иногда запевы получа­ли развернутый вид. Например:

Высока ли высота поднебесная.

Глубока глубота акиян-море,

Широко раздолье по всей земли,

Глубоки омоты Непровския,

Чуден крест Леванидовской,

Долги плеса Чевылецкия,

Высокия горы Сорочинския,

Темны леса Брынския,

Черны грязи Смоленския,

А и быстрыя реки понизовския . [К. Д. - С. 201].

Вот другой пример развернутого запева. Былину "Добрыня и Алеша" сказитель В. Суханов начал так:

А еще. шла подошла у нас повыкатила,

Еще славная матушка быстра Волга-река,

Ена места шла ровно три тысящи вёрст,

А и широко а и далёко под Казань под город,

Ена шире того доле под Вастраканъ.

Ена устье давала ровно семдесят вёрст,

А и во славное морюшко Каспийское.

Е широкой перевоз там под Невым под градом,

А и тёмный лесушки Смоленьскии,

И там высоки были горы Сорочински,

Славны тихи плеса да Черевистый.

Теперь скажем про Добрынюшку мы сказочку,

А и теперь у нас Добрыни старина пойдет.

И только после этого - описание пира у князя Владимира. [Гильф. - Т. Т>. - С. 118].

Пример короткого шутливого запева - в былине "Илья Муромец и Добрыня":

Старина, братцы, сказать, да старицька связать,

Старицька связать и да со старухою.

Ещо храбрые удалые Илья Муромец... и т. д.

[Астахова. - Т. 1. - С. 233].

О распространенности запева, в котором упоминались поднебесная высота, океанская глубина и раздольные земные просторы, можно судить по тому, что в пародийной былине "Агафонушка" на него также была создана пародия:

А и на Дону, Дону, в избе на дому

На крутых берегах, на печи на дровах.

Высока ли высота потолочная.

Глубока глубота подпольная,

А и широко раздолье - перед печью шесток.
Чистое поле - по подлавечью,
А и синее море - в лохани вода. [К. Д. - С. 141].

Исход имеет общий смысл окончания высказывания. Это - заключение, которое подводит итог, вносит элемент тишины и успокоения; или же веселая прибаутка-скоморошина. Типичны краткие исходы:

То старина, то и деянье . [К. Д. - С. 62, 106, 120, 129, 134, 142, 192];

Тем старина и кончилася . [К. Д. - С. 141J!

Встречаются исходы в несколько стихотворных строк. На­пример, сказитель из Пудожского уезда былину "Василий Игна­тьевич" закончил так:

Щилья-каменье в Северной стороны;

Самсон богатырь на Святых на горах;

Молодой Алеша в богомольной стороны;

Колокольные звоны в Новеграде ,

Сладкие напитки в Петербурге городке.

Сладкие колачики Новоладожские,

Дешевы поцелуи Белозерские.

Дунай, Дунай, Дунай,

Вперед боле не знай! [Рыбн. - Т. 2. - С. 687].

В исходах можно встретить упоминание, что о богатыре старину поют:

Тут век про Илью старину поют [Рыбн. - Т. 1. - С. 436];

И век про Дуная старину поют [Рыбн. - Т. 1. - С. 443].

Подобные выражения следует отличать от исходов типа: “Тут Соловью и славу поют. Тут Идолищу славу поют.” Ознакомление с основными публика­циями былин убеждает в том, что выражение "славу поют" употребля­лось только после гибели героя или его врага, т. е. было метафорическим упоминанием о песнях-"славах" на похоронных тризнах:

Тут Дунаюшку с Настасьюшкой славу поют. Им славу поют да веки по веку. [Гильф. - Т. 2. - С. 109]. Т. Г. Рябинин былину "Илья Муромец и Идолище" закончил сти­хом: тут ему Идолищу славу поют, - что соответствует данной тра­диции (Илья убил Идолище - рассек его на полы <надвое> шляпкой земли греческой). [Рыбн. - Т. 1. - С. 35].

Некоторые сказители все былины заканчивали одними и теми же словами, меняя только имя богатыря. Так, например, А. Е. Чуков былины "Илья и Идолище", "Добрыня и змей", "Добрыня в отъезде", "Алеша Попович и Тугарин", "Михаиле Потык", "Дюк", "Ставер" и даже историческую песню "Грозный царь Иван Васильевич" закончил словами:

И тут век про <имя богатыря> старину поют.

Синему морю на тишину,

А вам, добрым людям, на послушанье.

[Рыбн. - Т. 1. - С. 147-218].

Запевы и исходы создавались скоморохами. Например, в сбор­нике Кирши Данилова, отражающем скомороший репертуар, встречается исход с явными следами профессионального сказительства:

Еще нам, веселым молодцам, на потешенье,

Сидючи в беседе смиренныя,

Испиваючи мед, зелена вина;

Где-ка пива пьем, тут и честь воздаем

Тому боярину великому

И хозяину своему ласкову . [К. Д. - С. 151].

Для былин, записанных от севернорусских крестьян, подобные исходы нехарактерны. В собраниях П. Н. Рыбникова, А. Ф. Гиль-фердинга, А. М. Астаховой они не встречаются ни разу. Условия исполнения былин в крестьянской среде не требовали развития стилистических формул внешней орнаментовки сюжета.

В русском эпосе особняком стоит новгородский цикл былин. Основой сюжетов этих сказаний стали не ратные подвиги и политические события государственного масштаба, а случаи из жизни обитателей большого торгового города – Великого Новгорода. Причины понятны: город и образовавшаяся вокруг него вечевая республика всегда занимали отдельное место в жизни, а, значит, и в культуре Руси.

Слагали и рассказывали эти былины скоморохи, которыми особенно славился древний город. Естественно, за щедрую награду они старались угодить вкусам новгородской буржуазии, создавая яркие, увлекательные, а порой и забавные сюжеты из их жизни.

Былины о Садке

Самый известный герой новгородский сказаний – Садко. Вышедший из небогатой среды (то ли гусляр, то ли простой купец, то ли просто добрый молодец) он становится весьма состоятельным. Такой сюжет не мог не привлекать увлечённых идеей обогащения жителей торгового центра.

В сюжетах былин о Садке можно выделить три линии: о его обогащении, о состязании с новгородцами, и о Царе Морском. Иногда всё это могло быть заключено в одно сказание. Но в любом варианте большое внимание уделялось обычным бытовым сценам новгородской реальности, ярко рисовалась купеческая среда. По сути, все легенды о Садке прославляют богатство самого господина Великого Новгорода.

Былина о Ставре

Апогеем расцвета новгородского стремления к получению капиталов становится былина о Ставре. Повествует она о знатном новгородском боярине-капиталисте, занимающемся барышничеством и ростовщичеством. Былинного Ставра заключает в темницу князь Владимир – здесь можно увидеть столкновение и соперничество Киева и Новгорода, а прототипом служит сотский, заточённый Владимиром Мономахом. Но все симпатии сказителя явно на стороне новгородского боярина.

Былины о Василии Буслаеве

Любимцем новгородских жителей был Васька Буслаев – разудалый молодец, герой Новгородского ушкуйничества, лихих грабежей в новгородских колониях, любитель покуражиться и попировать. В отличие от других былинных героев, ходивших по Руси, новгородский Буслаев славится не воинским героизмом, а удалью во внутренних поединках и конфликтах беспокойной республики.

Другие былины

Выражением вкусов новгородских жителей становятся и другие былины – о Хотене Блудовиче, решившем посвататься к дочери спесивой и богатой вдовы, о богатом госте Терентьище и т.д. Они носят сугубо реалистически-жанровый характер, ярко иллюстрируя обыденную жизнь и вкусы новгородской буржуазии.

Роль новгородского цикла былин

Новгород представлял собой богатейший торговый центр, открытый культурным влияниям Запада и Востока. При этом он всегда напоминал некий растревоженный острой борьбой социальных групп улей. Самим своим характером он формировал культ богатства, роскоши и заморских путешествий.

Появившийся в таких обстоятельствах новгородский цикл былин позволяет взглянуть не на сказочные подвиги богатырей, как в , а на обычную жизнь древнего города. Даже стиль изложения и сюжет этих песен напоминают скорее яркие и захватывающие «сплетни», разносимые по шумному городу скоморохами и сказителями. Именно поэтому новгородские былины выделяют среди своих «собратьев», относя скорее к разряду европейских новелл о городской жизни (фабльо).

Былины – стихотворный героический эпос Древней Руси, отразивший события исторической жизни русского народа. Древнее название былин на русском севере – «старина». Современное название жанра – «былины» – было введено еще в первой половине XIX века фольклористом И. П. Сахаровым на основании известного выражения из «Слова о полку Игореве» – «былины сего времени».

Время сложения былин определяется по-разному. Одни ученые считают, что это ранний жанр, сложившийся еще во времена Киевской Руси (X–XI века), другие – жанр поздний, возникший в средние века, во время создания и укрепления Московского централизованного государства. Наибольшего расцвета жанр былин достиг в XVII–XVIII веках, а к XX веку он приходит в забвение.

Былины, по замечанию В.П. Аникина, это «героические песни, возникшие как выражение исторического сознания народа в восточно-славянскую эпоху и развившиеся в условиях Древней Руси…». 1

Былины воспроизводят идеалы социальной справедливости, прославляют русских богатырей как защитников народа. Они раскрывают общественные нравственно-эстетические идеалы, отражая историческую действительность в образах. В былинах жизненная основа соединена с вымыслом. Они обладают торжественно-патетическим тоном, их стиль соответствует назначению прославить необыкновенных людей и величественные события истории. 2

О высоком эмоциональном воздействии былин на слушателей вспоминал известный фольклорист П.Н. Рыбников. Впервые он услышал живое исполнение былины в двенадцати километрах от Петрозаводска, на острове Шуй-Наволок. После трудного плавания по весеннему, бурному Онежскому озеру, устроившись на ночлег у костра, Рыбников незаметно заснул...

«Меня разбудили, – вспоминал он, – странные звуки: до того я много слыхал и песен, и стихов духовных, а такого напева не слыхивал. Живой, причудливый и веселый, порой он становился быстрее, порой обрывался и ладом своим напоминал что-то стародавнее, забытое нашим поколением. Долго не хотелось проснуться и вслушаться в отдельные слова песни: так радостно было оставаться во власти совершенно нового впечатления.

Сквозь дрему я рассмотрел, что шагах в трех от меня сидит несколько крестьян, а поет-то седатый старик с окладистою белою бородою, быстрыми глазами и добродушным выражением на лице. Присев на корточках у потухавшего огня, он оборачивался то к одному соседу, то к другому и пел свою песню, прерывая ее иногда усмешкою. Кончил певец и начал петь другую песню; тут я разобрал, что поется былина о Садке-купце, богатом госте. Разумеется, я сейчас же был на ногах, уговорил крестьянина повторить пропетое и записал с его слов. Мой новый знакомец, Леонтий Богданович из деревни Середки Кижской волости, пообещал мне сказать много былин. Много я впоследствии слыхал редких былин, помню древние превосходные напевы; пели их певцы с отличным голосом и мастерскою дикциею, а по правде скажу, не чувствовал уже никогда такого свежего впечатления». 2

Об исполнении былин и об отношении крестьян к их содержанию свидетельствует этнограф В.Н. Харузина:

«День был воскресный и народу в деревне много. Горница быстро наполнилась народом [...]. Сели на лавках, на кровати, жались в дверях. Вошел Утка [сказитель Никифор Прохоров], невысокого роста старик, коренастый и плечистый. Седые волосы, короткие и курчавые, обрамляли высокий красивый лоб, редкая бородка клинушком заканчивала морщинистое лицо, с добродушными, немного лукавыми губами и большими голубыми глазами. Во всем лице было что-то простодушное, детски беспомощное [...]. Утка далеко откинул назад свою голову, потом с улыбкой обвел взглядом присутствующих и, заметив в них нетерпеливое ожидание, еще раз быстро откашлянулся и начал петь. Лицо старика-певца мало-помалу изменялось; исчезло все лукавое, детское и наивное. Что-то вдохновенное выступило на нем: голубые глаза расширились и разгорелись, ярко блестели в них две мелкие слезинки; румянец пробился сквозь смуглость щек, изредка нервно подергивалась шея.

Он жил со своими любимцами-богатырями, жалел до слез немощного Илью Муромца, когда он сидел сиднем 30 лет, торжествовал с ним победу его над Соловьем-разбойником. Иногда он прерывал себя, вставляя от себя замечания. Жили с героем былины и все присутствующие. По временам возглас удивления невольно вырывался у кого-нибудь из них, по временам дружный смех гремел в комнате. Иного прошибала слеза, которую он тихонько смахивал с ресниц. Все сидели, не сводя глаз с певца; каждый звук этого монотонного, но чудного, спокойного мотива ловили они. Утка кончил и торжествующим взглядом окинул все собрание. С секунду длилось молчание, потом со всех сторон поднялся говор.

– Ай да старик, как поет... Ну уж потешил [...]

– Пожалуй, и сказка все это, – нерешительно проговорил один мужик. На него набросились все.

– Как сказка? Ты слышишь, старина это. При ласковом князе Владимире было.

– Мне вот что думается: кому же это под силу – вишь ведь как он его.

– На то и богатырь – ты что думаешь?.. Не то что мы с тобой – богатырь!.. Ему что? Нам невозможно, а ему легко, – разъясняли со всех сторон». 3

Герои былин. Русские богатыри.

Главным персонажем былин являются богатыри. Они воплощают идеал мужественного, преданного родине и народу человека. Герой сражается в одиночку против полчищ вражеских сил. Среди былин выделяется группа наиболее древних. Это так называемые былины о «старших» богатырях, связанные с мифологией. Герои этих произведений являются олицетворением непознанных сил природы, связанные с мифологией. Таковы Святогор и Волхв Всеславьевич, Дунай и Михайло Потык.

Во второй период своей истории на смену древнейшим богатырям пришли герои нового времени – Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Это богатыри так называемого киевского цикла былин. Подциклизацией понимается объединение былинных образов и сюжетов вокруг отдельных персонажей и мест действия. Так сложился киевский цикл былин, связанный с городом Киевом.

В большинстве былин изображен мир Киевской Руси. В Киев едут богатыри на службу князю Владимиру, его же защищают они от вражеских полчищ. Содержание этих былин носит преимущественно героический, воинский характер.

Другим крупным центром древнерусского государства был Новгород. Былины новгородского цикла – бытовые, новеллистические. Героями этих былин были купцы, князья, крестьяне, гусляры (Садко, Вольга, Микула, Василий Буслаев, Блуд Хотенович).

Мир, изображенный в былинах, это вся Русская земля. Так, Илья Муромец с заставы богатырской видит высокие горы, луга зеленые, леса темные. Былинный мир «светел» и «солнечен», но ему угрожают вражеские силы: надвигаются темные тучи, туман, гроза, меркнут солнце и звезды от несметных вражеских полчищ. Это мир противопоставления добра и зла, светлых и темных сил. В нем борются богатыри с проявлением зла, насилия. Без этой борьбы невозможен былинный мир.

Каждому богатырю присуща определенная, доминирующая черта характера. Илья Муромец олицетворяет силу, это самый мощный русский богатырь после Святогора. Добрыня тоже сильный и храбрый воин, змееборец, но еще и богатырь-дипломат. Его князь Владимир отправляет с особыми дипломатическими поручениями. Алеша Попович олицетворяет смекалку и хитрость. «Не силой возьмет, так хитростью» – говорится про него в былинах. Монументальные образы богатырей и грандиозные свершения – плод художественного обобщения, воплощение в одном человеке способностей и силы народа или социальной группы, преувеличение реально существующего, т. е. гиперболизация и идеализация. Поэтический язык былин торжественно-напевный и ритмически организованный. Его особые художественные средства – сравнения, метафоры, эпитеты – воспроизводят картины и образы эпически возвышенные, грандиозные, а при изображении врагов – страшные, безобразные. 7

В разных былинах повторяются мотивы и образы, сюжетные элементы, одинаковые сцены, строки и группы строк. Так, через все былины киевского цикла проходят образы князя Владимира, города Киева, богатырей. Былины, как и другие произведения народного творчества, не имеют закрепленного текста. Передаваясь из уст в уста, они изменялись, варьировались. Каждая былина имела бесконечное множество вариантов.

В былинах совершаются сказочные чудеса: перевоплощение персонажей, оживление мертвых, оборотничество. В них присутствуют мифологические образы врагов и фантастические элементы, но фантастика иная, чем в сказке. Она основана на народно-исторических представлениях. Известный фольклорист XIX века А.Ф. Гильфердинг писал:

«Когда человек усомнится, чтобы богатырь мог носить палицу в сорок пуд или один положить на месте целое войско, эпическая поэзия в нем убита. А множество признаков убедили меня, что северно-русский крестьянин, поющий былины, и огромное большинство тех, которые его слушают, – безусловно верят в истину чудес, какие в былине изображаются. Былина сохраняла историческую память. Чудеса воспринимались как история в жизни народа». 8

В былинах много исторически достоверных примет: описание деталей, старинного вооружения воинов (меч, щит, копье, шлем, кольчуга). В них воспевается Киев-град, Чернигов, Муром, Галич. Называются другие древнерусские города. События разворачиваются и в Древнем Новгороде. В них обозначены имена некоторых исторических деятелей: князь Владимир Святославич, Владимир Всеволодович Мономах. Эти князья соединились в народном представлении в один собирательный образ князя Владимира – «Красно Солнышко».

В былинах много фантастики, вымысла. Но вымысел является поэтической правдой. В былинах отразились исторические условия жизни славянского народа: завоевательные походы печенегов и половцев на Русь, разорение селений, полон женщин и детей, разграбление богатств. Позднее, в XIII–XIV веках, Русь находилась под игом монголо-татар, что тоже отражено в былинах. В годы народных испытаний они вселяли любовь к родной земле. Не случайно былина – это героическая народная песня о подвиге защитников Русской земли.

Однако былины рисуют не только героические подвиги богатырей, вражеские нашествия, битвы, но и повседневную человеческую жизнь в ее социально-бытовых проявлениях и исторических условиях. Это находит отражение в цикле новгородских былин. В них богатыри заметно отличаются от былинных героев русского эпоса. Былины про Садко и Василия Буслаева включают не просто новые оригинальные темы и сюжеты, но и новые эпические образы, новые типы героев, которые не знают другие былинные циклы. Новгородские богатыри, в отличие от богатырей героического цикла, не совершают ратных подвигов. Объясняется это тем, что Новгород избежал ордынского нашествия, полчища Батыя не дошли до города. Однако новгородцы могли не только бунтовать (В. Буслаев) и играть на гуслях (Садко), но и сражаться и одерживать блистательные победы над завоевателями с Запада.

Новгородским богатырем предстает Василий Буслаев. Ему посвящены две былины. В одной из них говорится о политической борьбе в Новгороде, в которой он принимает участие. Васька Буслаев бунтует против посадского люда, приходит на пиры и затевает ссоры с «купцами богатыми», «мужиками (мужами) новгородскими», вступает в поединок со «старцем» Пилигримом – представителем церкви. Со своей дружиной он «дерется-бьется день до вечера». Посадские мужики «покорилися и помирилися» и обязались платить «на всякий год по три тысячи». Таким образом, в былине изображено столкновение между богатым новгородским посадом, именитыми мужиками и теми горожанами, которые отстаивали самостоятельность, независимость города.

Бунтарство героя проявляется даже в его кончине. В былине «Как Васька Буслаев молиться ездил» он нарушает запреты даже у гроба господня в Иерусалиме, купаясь голым в Иордан-реке. Там же он и погибает, оставшись грешником. В.Г. Белинский писал, что «смерть Василия выходит прямо из его характера, удалого и буйного, который как бы напрашивается на беду и гибель». 9

Одной из самых поэтических и сказочных былин новгородского цикла является былина «Садко». В. Г. Белинский определил былину «как один из перлов русской народной поэзии, поэтический апофеоз Новгороду». Садко – бедный гусляр, разбогатевший благодаря искусной игре на гуслях и покровительству Морского царя. Как герой он выражает собой бесконечную силу и бесконечную удаль. Садко любит свою землю, свой город, семью. Поэтому он отказывается от несметных богатств, предложенных ему, и возвращается домой.

Итак, былины – это поэтические, художественные произведения. В них много неожиданного, удивительного, невероятного. Однако в основе своей они правдивы, передают народное понимание истории, народное представление о долге, чести, справедливости. Вместе с тем они искусно построены, язык их своеобразен.

Былины новгородского цикла разрабатывают темы общественного и семейного быта. Воинская тематика киевских былин имела общерусское значение. Новгород, почти не знавший татарского ига, не разрабатывал былин с воинской тематикой. Из новгородских былин, как сказано, особенно большое значение имеют былины «Садко» и «Василий Буслаев ». К новгородским былинам, по справедливому предположению В. Ф. Миллера, относится также былина о Вольге и Микуле, в которой, помимо характерных для северной Руси географических и бытовых деталей (см. описание поля Микулы, упоминание о соляном вопросе, название Ореховца-Шлиссельбурга и др.), имеется контрастное противопоставление князя-дружинника крестьянину, легко объяснимое в Новгородской Руси, в которой князь был приглашенным со стороны лицом, не имеющим права на землю

Изображение в былине о Садко купеческих пиров, похвальбы лавками с товарами заключает острые социально-бытовые характеристики. Былина разрабатывает тему чудесного избавления от нищеты. Сам по себе такой мотив мог зародиться только в среде, где недоедание-недопивание было обычным явлением. Сказители в начале былины рисуют Садко нищим гусляром, создателем чудесных песен. Сила его искусства огромна, она способна вызвать отклик в самой природе. Но это искусство новгородским купцам оказалось ненадобно, и Садко не на что было жить, нечем было себя кормить. Садко уходит от купцов на берег Ильмень-озера и своей игрой на гуслях и пением покоряет водную стихию. Сам царь морской поднимается из глуби вод и одаривает гусляра невиданными дарами - «рыбами золотые перья». Нищий гусляр, представитель народного искусства, побеждает именитых купцов.

Былина о Садко построена на показе конфликта бедного гусляра и купцов Новгорода (купцы не зовут Садко на пир; Садко игрой на гуслях восхищает морского царя, получает ог него награду и по его наущению спорит с купцами; Садко выигрывает спор, делается богатым, гордится своим богатством, спорит с купцами повторно). Конфликт разрешается благополучно для Садко до тех пор, пока он борется с отдельными купцами. Как только Садко теряет сознание своей связи с коллективом и приходит к противопоставлению себя всему Великому Новгороду, он проигрывает. Поражение того, кто противопоставляет себя коллективу-народу, неизбежно - такова идея, утверждаемая былиной и определяющая развитие сюжета. Во второй части повествуется, как побежденный Новгородом Садко, покинув родной город, странствует по морям. Былина сочетает мысль о чудесном преодолении социальной несправедливости (богатые купцы - бедный гусляр) с прославлением Новгорода.

Былина о Садко имеет ряд эпизодов, схожих с эпизодами эпоса других народов. Это позволило ее сближать с «Калева- лой» (образ чудесного музыканта Вайнемейнена толковался некоторыми исследователями как параллельный и даже тождественный Садко; морской царь былины истолковывался как переработка водяного бога Ахто карело-финского эпоса). Эпизод опускания Садко в море рассматривался как вариация темы бросания грешника в море, разработанной Библией (история Ионы во чреве китовом) и средневековой литературой (ср. историю о Садоке в старофранцузском романе «Tristan de Leonois»)

Возведение былины о Садко к иностранным источникам и толкование ее как переработки фольклора и литературы других народов глубоко ошибочны. Но самые параллели к былине о Садко должны учитываться, как материал для изучения русского эпоса, помогающий раскрыть его особенности и то общее, что роднит былины с героическим средневековым эпосом других народов.

Столь же замечательным образцом новгородского былевого эпоса являются две былины о Василии Буслаеве - о его молодости («Василий Буслаев и мужики новгородские») и о том, как он ездил молиться («Смерть Василия Буслаева»). Эти былины, отражая быт и социальные взаимоотношения средневекового Новгорода (в них содержатся замечательные бытовые зарисовки, имеющие соответствия в летописных записях - см. Новгородскую летопись и Софийский временник), особенно важны тем, что отразили ранние проблески критицизма и элементов рационализма на Руси.

В былинах о Василии Буслаеве отражено критическое отношение к догмам, утверждаемым церковью и всем строем феодального государства. Самый образ Васьки Буслаева характеризуется отсутствием суеверия, столь типичного для средневековья, и стремлением нарушить установленный строем порядок вещей. О Буслаеве говорят, что он «ни в сон, ни в чох, ни в птичий грай не верует». Отсутствие уважения ко всему, что почиталось как освещенное религией, проявляется во многих поступках Васьки. Так, в пылу боя на мосту через Волхов Васька не задумывается поднять руку на своего «крестного батюшку»; надо припомнить, что крестный предстает перед Васькой в духовном облачении, следовательно, Ваську не останавливает и монашеская одежда. У гроба господня Васька нарушает правила поведения, входя нагим в Иордань-реку. Творил Васька и другие запретные для христианина дела.

Эти характерные черты образа Буслаева всецело объясняются идейной жизнью русского средневековья. Чем больше усиливался идеологический гнет русской церкви, тем рациональнее становилось сознание людей. В условиях господства религиозного мировоззрения он нередко принимал формы «еретических» движений. Таковы были известные на Руси ереси стригольников и жидовствуйпцих. Последние, например, отрицали божественность Иисуса Христа, чудотворность икон и многое другое, что отстаивала каноническая православная церковь как основные элементы христианского вероучения.

Былины о Василии Буслаеве, разумеется, нельзя непосредственно связать с этими «еретическими» направлениями русской общественной мысли. Но эпические песни о нем несомненно отразили обстановку, которая порождала по-разному выражающийся рационализм. Протест Василия Буслаева против установившихся запретов, нарушение им устоев и правил жизни, неверие в поверья и приметы отражали прогрессивные явления общественной жизни средневековой Руси. А. М. Горький справедливо подчеркивал, что образ Буслаева явился специфически русским обобщением общественных явлений и указывал, что в нем отразились некоторые стороны национального русского характера.

Необходимо заметить, что народное творчество отмечает неосознанность протеста Буслаева. Самый протест целиком захватывает героя былины, заставляя его нарушать все правила общежития, совершать также и неразумные действия - всецело ради бесшабашного удальства. Отсюда идет некоторая противоречивость образа, сказывающаяся в том, что Васька, воспринимаемый как явно положительный герой, поступки которого выражают протест против средневекового застоя, против установившихся обычаев, совершает ряд действий, по существу ненужных, ничего не дающих, а иногда противоречащих элементарным правилам поведения (см., например, эпизод с мертвой головой). Василий Буслаев не знает удержу ни в чем; он сам становится жертвой нарушения запретов и в конце концов гибнет.

Былины о Василии Буслаеве, рассказывая о жизни героя в Великом Новгороде, дают замечательные зарисовки быта средневекового города (обычай братчины, кулачные бои и т. п.). Вытопись былины очень точна и полностью подтверждается летописными рассказами (ср. в Новгородских летописях). Сочетание правдиво отображенных идеологических явлений средневековой Руси с точными и яркими зарисовками общественного и семейного быта выделяют былину о Василии Буслаеве как одну из наиболее художественных самобытных эпических песен русского народа.

С новгородскими былинами соприкасается (а быть может, в новгородских землях и была создана) былина о Вавиле и скоморохах. Основание для этого предположения дает то, что скоморошья песенная и былинная традиция живо сохранялась на территории новгородских пятин вплоть до XX в., и былина «Вавила и скоморохи», записанная на р. Пинеге, представляет собой яркий образец этой традиции. Новгород в XV-XVII вв. наряду с Москвой был центром средоточия скоморошьего искусства. Естественно, что преследование скоморохов, гонение на скоморошье искусство, особенно сильное в XVII столетии, в новгородчине проходило также. Скоморохи в грамотах Московской Руси были объявлены слугами дьявола, а их искусство- бесовским Былина о Вавиле и скоморохах как бы отвечает правительству и духовенству и называет искусство скоморохов святым. Эта былина - апология скоморошьего искусства.

В былине царь Собака с сыном, дочерыо и зятем противопоставлены скоморохам, ведущим с собой крестьянина Вавилу. Видеть какое-либо определенное лицо под именем царя Собаки (например, царя Алексея Михайловича, особенно сурово преследовавшего скоморохов) нет достаточных оснований. Скорее всего этот образ надо понимать, как обобщающий эпический образ, противостоящий скоморохам, с которыми, по их призыву, оставив повседневную работу в поле, идет крестьянин Вавила. Силой своего искусства- песней и игрой - Вавила и скоморохи вызывают огонь, испепеляющий «ипищее царство» царя Собаки. На царство скоморохи сажают Вавилу. Заслуживает внимание и то, что в былине скоморохи, идущие на царя Собаку, названы именами святых Кузьмы и Демьяна - бессребреников (т. е. неимущих), покровителей ремесленников (в основном - кузнецов). О них былина говорит: «Не простые люди-то, святые!».

Былина, противополагая крестьянина Вавилу царю, утверждает победу смерда над правителем-Собакой и законность уничтожения его царства.

Былины новгородского цикла разрабатывают темы общественного и семейного быта. Воинская тематика киевских былин имела общерусское значение. Новгород, почти не знавший татарского ига, не разрабатывал былин с воинской тематикой. Из новгородских былин, как сказано, особенно большое значение имеют былины «Садко» и «Василий Буслаев». К новгородским былинам, по справедливому предположению В. Ф. Миллера, относится также былина о Вольге и Микуле, в которой, помимо характерных для северной Руси географических и бытовых деталей (см. описание поля Микулы, упоминание о соляном вопросе, название Ореховца-Шлиссельбурга и др.), имеется контрастное противопоставление князя-дружинника крестьянину, легко объяснимое в Новгородской Руси, в которой князь был приглашенным со стороны лицом, не имеющим права на землю

Изображение в былине о Садко купеческих пиров, похвальбы лавками с товарами заключает острые социально-бытовые характеристики. Былина разрабатывает тему чудесного избавления от нищеты. Сам по себе такой мотив мог зародиться только в среде, где недоедание-недопивание было обычным явлением. Сказители в начале былины рисуют Садко нищим гусляром, создателем чудесных песен. Сила его искусства огромна, она способна вызвать отклик в самой природе. Но это искусство

1 См. 10. М. Соколов. Русский былинный эпос. «Литературный критик», 1937, № 9.

новгородским купцам оказалось ненадобно, и Садко не на что было жить, нечем было себя кормить. Садко уходит от купцов на берег Ильмень-озера и своей игрой на гуслях и пением покоряет водную стихию. Сам царь морской поднимается из глуби вод и одаривает гусляра невиданными дарами - «рыбами золотые перья». Нищий гусляр, представитель народного искусства, побеждает именитых купцов.

Былина о Садко построена на показе конфликта бедного гусляра и купцов Новгорода (купцы не зовут Садко на пир; Садко игрой на гуслях восхищает морского царя, получает ог него награду и по его наущению спорит с купцами; Садко выигрывает спор, делается богатым, гордится своим богатством, спорит с купцами повторно). Конфликт разрешается благополучно для Садко до тех пор, пока он борется с отдельными купцами. Как только Садко теряет сознание своей связи с коллективом и приходит к противопоставлению себя всему Великому Новгороду, он проигрывает. Поражение того, кто противопоставляет себя коллективу-народу, неизбежно - такова идея, утверждаемая былиной и определяющая развитие сюжета. Во второй части повествуется, как побежденный Новгородом Садко, покинув родной город, странствует по морям. Былина сочетает мысль о чудесном преодолении социальной несправедливости (богатые купцы - бедный гусляр) с прославлением Новгорода.

Былина о Садко имеет ряд эпизодов, схожих с эпизодами эпоса других народов. Это позволило ее сближать с «Калева-лой» (образ чудесного музыканта Вайнемейнена толковался некоторыми исследователями как параллельный и даже тождественный Садко; морской царь былины истолковывался как переработка водяного бога Ахто карело-финского эпоса). Эпизод опускания Садко в море рассматривался как вариация темы бросания грешника в море, разработанной Библией (история Ионы во чреве китовом) и средневековой литературой (ср. историю о Садоке в старофранцузском романе «Tristan de Leonois») 1.