Тема 5. Развитие категории «отношение» и «межличностное отношение» в западной социальной психологии

Цель - показать динамику развития исследований в области межличностных в истории социальной психологии на Западе.

Задачи:

1. Раскрыть понятие «отношения» и «межличностные отношения» в динамике становления социальной психологии.

2. Дать навык работы с межпредметными связями в таких науках как философия, социология, психология.

3. Показать значимость изучения социальной психологии в системе наук.

План

1. Биологическое и социальное в психике человека.

2. «Значимый другой» в системе межличностных отношений

3. Концепция ролевого поведения.

4. Программно -ролевые отношения в научной группе

5. Развитие экспериментальной социальной психологии

6. Принцип деятельностного опосредствования отношений людей в группе

Литература:

1. Гальперин П.Я. История психологии.ХХ век.-М.: Деловая книга, 2002.-740с.

2. Ждан А.Н. История психологии: от античности до наших дней.-М.: Академ. Проект, 2004.-572с.

3. История психологии: период открытого кризиса (начало 10-середина 30-х гг.ХХ века).-М.: МГУ, 1992.-362с.

4. Петровский А.В. История и теория психологии.Т.2.-Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.-415с.

5. Степанов С.С. Век психологии: имена и судьбы.-М.: Эксмо, 2002.-540с.

6. Шульц Д.П., Шульц С.Э. История современной психологии. - СПб.: Евразия, 1998. - 526 с.

Концепции, сложившиеся в философии, являлись изначально дуалистическими. В них сфера культуры, социальных отношений возводилась в бытие особого рода, внеположное остальной действительности. В ре­зультате человеческая психика расщеплялась на сущ­ности, причастные двум изолированным мирам - природному и культурному. Детерминации естественной противополагалась детерминация духовная. По одну сторону пропасти оказывался (ставший объектом экс­периментального изучения) «организменный» человек, свойства которого ограничивались его способностью воспринимать и запечатлевать физические стимулы, отвечать на них мышечными реакциями и т.д. По другую - особое бестелесное существо, психические акты которого объяснялись имматериальными социо­культурными силами.

Эта ситуация отразилась в концептуальных схемах Вундта. Предусматривалось, что следует различать не одну, а две психологии - «естественнонаучную» (па-turwissenschaftliche) и «культурно-научную» (geistes-wissenschaftliche). Сходные идеи развивал немецкий философ-идеалист В. Дильтей, выражавший уверен­ность, что над психологией «объяснительной», для которой образцом служат законы механики (их ана­логом считался принцип ассоциации), возьмет верх психология «описательная» и «понимающая», заня­тая изображением в особых понятиях форм общения между личностью и культурой.

Идея двух психологии — «биотропной» (ориентиро­ванной на биологию) и «социотропной» (ориентиро­ванной на социологию) - надолго укоренилась в ис­следованиях человеческого поведения. Уже в начале XX столетия эта идея не только декларируется, но и приобретает рабочий смысл, поскольку стимулирует эмпирическое изучение психических проявлений. Начинает выходить десятитомная «Психология наро­дов» Вундта, где рассматривались применительно к психологическим проблемам такие культурно-этнические феномены, как язык, миф, обычай. Предпри­нимается попытка реализовать и дилътеевский про­ект «понимающей» психологии. Она принадлежала Э. Шпрангеру, выделившему в книге «Формы жизни» (1913) шесть типов людей соответственно их ориента­ции на различные области культуры (науку, эстети­ку, экономику, религию, политику, общение с други­ми).

В этот же период во Франции под воздействием уче­ния Э. Дюркгейма нарастает стремление объяснить ин­теллектуальные процессы с точки зрения их социаль­ной обусловленности. Л. Леви-Брюль в книге «Ум­ственные "функции в низших обществах», анализируя по памятникам культуры строй мышления людей, при­надлежащих к отсталым в культурно-экономическом отношении обществам, вычленил особые познаватель­ные структуры - «коллективные представления», ко­торые, по мнению автора, детерминируют поведение индивидов в этих обществах.

В Англии в 1898 году снаряжается Кембриджская антропологическая экспедиция для изучения с по­мощью новых экспериментально-психологических методов характера «диких» народов. В составе экспе­диции был психолог Мак-Дугалл, опубликовавший впо­следствии книгу «Введение в социальную психологию» (1908), которая стала на два десятилетия главным учебным пособием по этому предмету в американских колледжах. Мак-Дугалл считал, что движущими сила­ми поведения людей являются социальные инстинк­ты (стадности, страха, самоутверждения), которые он понимал как изначально заложенные в организме побуждения, направляющие к определенным целям.

Психология зарождалась как наука о душевных про­явлениях отдельного индивида, и это определило ис­ходный уровень разработки ее категориального аппа­рата. На рубеже XX века возникла тенденция к тому, чтобы перейти к изучению психологического аспекта социальных объединений, связей и структур. Новый «культурологический» подход к психике складывал­ся под влиянием крупных социально-экономических сдвигов, происходивших в мире.

Общей для всех складывавшихся в этот период кон­цепций являлась идея об особой сверхиндивидуаль­ной психике, первичной и определяющей по отноше­нию к умственным и волевым процессам отдельного индивида. Эта идея проводилась в различных формах в Германии, Франции, Англии соответственно особен­ностям и традициям развития философско-научной мысли в этих странах.

Англичанин Мак-Дугалл, например, опирался в своей социально-психологической концепции на дарвинов­ский вывод о том, что сложившиеся в ходе естествен­ного отбора инстинкты обеспечивают выживание вида.

Немецкие авторы в разработке понятия о сверхин­дивидуальной психике отправлялись не от Дарвина, а от Канта, Фихте, Гегеля, Гумбольдта. Учение о надын­дивидуальном разуме, воплощающемся в националь­ной культуре, языке и государственности, привело в Германии к представлению о «душе», или «духе», народа как особой сущности, которая определяет впе­чатления и переживания индивида.

Во Франции исследования зависимости индивиду­ального сознания от общественного вдохновлялись идеями Огюста Конта, призвавшего создать особую науку о социальных фактах - социологию.

Призыв Конта первоначально получил отзвук в ра­ботах Г. Спенсера, который попытался объяснить эти факты в терминах эволюционной биологии. В проти­вовес ему Дюркгейм настаивал на том, что социоло­гия должна быть не биологической, а именно социо­логической. С этих позиций Дюркгейм критиковал по­пулярное тогда во Франции учение Тарда о том, что ключом к социальным тайнам служит психологичес­кий механизм подражания (имитаций). Тард, в свою очередь, выступал против так называемой итальян­ской школы (Ломброзо и другие), объяснявшей общес­твенные явления биологическими факторами (наслед­ственностью).

Согласно Дюркгейму, человеческий мир отличает­ся от природного, но его законы не могут базировать­ся на психологических принципах, которые (как по­лагал Дюркгейм, не представлявший иной психоло­гии, кроме ассоциативной) одни и те же для людей всех времен и народов. В реальности же существует множество обществ и культур, развивающихся на со­бственных основаниях. Социальное, по Дюркгейму, так же невозможно сводить к психическому, как само психическое - к физиологическому. Подобно тому, писал Дюркгейм, как вы не можете определить вклад каждой нервной клетки в образ, вы не можете опреде­лить вклад индивида в коллективное представление.

Социальные факты при этом рассматривались не только как независимые от индивидуального сознания, но и как внешние по отношению к нему. На роль ключевой категории новой дисциплины Дюркгейм выдвинул «коллективные представления». Речь шла именно о представлениях, т. е. интеллектуальных об­разованиях. Им, однако, в отличие от традиционного взгляда на психическое, придавался надындивидуаль­ный статус. Тем самым предполагалась их доступность для объективного наблюдения и анализа, и это, со­гласно Дюркгейму, обещало поставить социологию в один ряд с науками о внешнем мире.

Новые единицы анализа - «коллективные представ­ления» - напоминали о категории образа, успешная разработка которой определялась достижениями фи­зиологии органов чувств и экспериментальной психо­логии. Но Дюркгейм резко выступил против приня­тых в психологии воззрений на компоненты и струк­туру сознания. «Коллективные представления», со­гласно Дюркгейму, являют собой независимые по от­ношению к индивиду сущности, извне входящие в субъективный мир человека и принуждающие его дей­ствовать в заданном социумом направлении.

Как же в таком случае соотносится в голове отдель­ного человека индивидуальное и социальное? К реше­нию этого вопроса было привлечено внимание иссле­дователей человеческого поведения в его отличии от животного. Их усилия сосредоточиваются на объясне­нии социализации как процесса подчинения индиви­дуальной психики общественным нормам и императивам. В частности, работы Пиаже и его школы име­ли первоначально своей предпосылкой дюркгеймовский, дуалистический подход к структуре человечес­кого сознания.

Дуализм и интеллектуализм Дюркгейма отвергли такие французские психологи, как Пьер Жане, Шарль Блондель, Анри Валлон и другие. Социальное, с их точки зрения, - не внешняя сила, под давлением ко­торой трансформируется внутренняя жизнь личнос­ти, имеющая якобы независимую от социального при­роду, но первичная детерминанта психических актов этой личности (причем не только интеллектуальных, выраженных в представлениях, но и двигательных, аффективных и т.д.). Общество творит индивида уже на уровне простейших форм поведения, когда, всту­пая в мир человеческих отношений, ребенок воспро­изводит этот мир - посредством вначале практичес­ких, затем умственных действий. Это направление исследований намечало новые способы объяснения человеческой психики, соотносимой теперь не с аб­страктно-физической или биологической, а с культур­но-исторической средой.

Индивидуальное сознание включалось в социаль­ный контекст. Поиски в новом направлении свиде­тельствовали, что назревают важные сдвиги в струк­туре научно-психологического познания. Уже сложив­шиеся компоненты этой структуры не удовлетворяли исследователей социально-психологических аспектов человеческого поведения. Возникает потребность пре­одолеть антагонизм индивидуального и социального, который был характерен для картины человека у Дюркгейма, Фрейда и других.

Критикуя Дюркгейма и Фрейда, Жане развивал мысль о том, что первичным является реальное дей­ствие, производимое в условиях сотрудничества меж­ду людьми. В дальнейшем, по Жане, это действие из реального становится вербальным, сокращается, пе­реходит во внутренний план - план беззвучной (внут­ренней) речи и наконец превращается в кажущийся бесплотным умственный акт. Все внутренние опера­ции суть преобразованные внешние, притом - подчер­кнем еще раз - совершаемые, согласно Жане, не изо­лированными персонажами, а индивидами в ситуа­ции сотрудничества.

Введение фактора сотрудничества в характеристи­ку действия предвещало сдвиг в системе психологи­ческих категорий, которая до того оттачивалась на исследовании процессов поведения и сознания у от­дельных индивидов.

В групповом акте сотрудничества имелся особый аспект, приводивший к выводу о том, что во взаимо­действии индивидов присутствует не только социоло­гическая основа (на которую указывали дюркгеймовские «коллективные представления»), но также пси­хологическая, не сводимая к уже известным психоло­гическим понятиям. Ведь «коллективные представле­ния» и другие социологические новшества касались общественного сознания, а не индивидуального. Ха­рактеризовались социальные нормы, но не отношение к ним отдельного лица. Между тем это отношение, проявляющееся в поведении (внешнем и внутреннем) конкретной личности, представляет такую же реалию человеческого существования, как и сами обществен­ные связи и институты.

Долгое время психические процессы эксперимен­тально изучались на изолированном индивиде. Но уже в конце прошлого века были предприняты первые попытки проверить в лабораторных условиях влияние воздействий других людей (помимо эксперимен­татора) на реакции индивида. Сравнивалась, в час­тности, быстрота выполнения простейших заданий подростками в двух ситуациях: когда они работают порознь и когда соревнуются. Экспериментатор пред­полагал, что само по себе восприятие других детей, занятых той же работой, служит стимулирующим («динамогенным») фактором, И действительно, половина испытуемых в условиях группы показала лучшие ре­зультаты; однако у части (25 %).. детей показатели ухудшились. И этот факт не могла объяснить попу­лярная в то время концепция идеомоторного акта, которой руководствовался в описанных опытах экспе­риментатор, предполагавший, что «идея» (восприятие каждым из испытуемых движений своих сверстников) непременно оказывает «динамогенное» влияние.

Почему же у части подростков соревнование с дру­гими детьми снизило результаты? Здесь на поведение повлиял психосоциальный фактор. Подростки заняли определенную позицию по отношению к группе. Они стремились к лидерству, что отрицательно сказалось на эффективности их действий. Стало быть, не образ («идея»), а отношение выступало в качестве детерми­нанты двигательного эффекта.

«Значимый другой» в системе межличностных отношений

Взаимодействие людей может быть эффективным лишь в том случае, если его участники являются взаимно значимыми. Безразличие и слепота к индивиду­альным особенностям и запросам партнера, игнориро­вание его внутреннего мира, оценок, позиции искажают результат взаимовлияния, тормозят, а порой и парализуют само взаимодействие. Именно поэтому в современной психологии с особой остротой встает про­блема «значимого другого».

Если обратиться к истории вопроса, то нетрудно выстроить развернутую во времени цепочку нараста­ния заинтересованности проблематикой значимых от­ношений, первые знания о которой на десятилетия предваряют 3О-е годы нашего столетия, когда во мно­гом усилиями американского ученого Г. Салливана в психологическом лексиконе прочно утвердилось по­нятие «значимый другой». С этой точки зрения имена У. Джеймса, Ч. Кули, Г. Салливана, Г. Хаймана как бы символизируют качественные точки в континуу­ме, отражающем поступательное движение научной психологической мысли от момента зарождения про­блематики значимых отношений до периода 30-х -40-х годов, когда она стада одной из ключевых в психологии. Понятно, что условные промежутки между этими ориентирами легко могут быть заполнены ра­ботами других, куда более многочисленных исследо­вателей.

Несмотря на интенсивную разработку проблемати­ки значимых отношений остается открытым вопрос: какие характеристики личности ответственны за пре­образования, которые она производит в мотивационно-смысловой и эмоциональной сферах субъекта? Важ­но понять, что реально значимо для других людей, на которых он так или иначе влияет. Имеются в виду не узкоиндивидуальные характеристики этого «значимого другого» (например, его характер, интересы, темпе­рамент и т. п.), а его представленность в тех, с кем он имеет дело, т. е. собственно личностные проявления. По существу, этот вопрос связан с проблемой научно­го определения критериев значимости другого, т. е. оснований, позволивших бы четко и обоснованно диф­ференцировать именно тех партнеров по взаимодейст­вию и общению, которые являются действительно зна­чимыми для человека, и тех, кто не может на это пре­тендовать.

Концепция ролевого поведения

В Соединенных Штатах Америки в период заро­ждения бихевиоризма складывалась концепция роле­вого поведения, разработанная философом Джорджем Мидом. Основанное Мидом направление не имеет оп­ределенного названия. Для его обозначения иногда используют такие термины, как «теория ролей» или «чикагская традиция» (поскольку ее лидеры — Мид, Дьюи и Парк - работали в Чикагском университете). Учитывая своеобразие подхода Мида, мы называем его концепцию теорией ролевого поведения.

Согласно ортодоксальному бихевиоризму, поведе­ние строится из стимулов и реакций, связь которых запечатлевается в индивидуальном организме благо­даря полезному для него эффекту. По Миду же, пове­дение строится из ролей, принимаемых на себя инди­видом и «проигрываемых» им в процессе общения с другими участниками группового действия.

Мид начал с положения о том, что значение слова для произносящего его субъекта остается закрытым, пока последний не примет на себя роль того,-кому оно адресовано, т. е. не установит отношения с другим человеком. Перейдя от вербальных действий к реаль­ным социальным актам, Мид применил тот же при­нцип, что и в трактовке речевого общения: человек не может произвести значимое, всегда адресованное лю­дям действие, не приняв на себя роли других и не оценивая собственную персону с точки зрения дру­гих.

Принятие на себя роли и ее «проигрывание» (им­плицитное или эксплицитное) - это и есть отношение, в отличие от тех сторон психической реальности, которые фиксируются в категориях образа - дейст­вия - мотива. Нераздельность различных сторон этой реальности обусловливает их внутреннюю взаимосвязь.

Отношение выражено в действиях, предписанных «сценарием» роли и мотивированных интересами участников социального процесса, и предполагает по­нимание ими (представленность в форме образа) зна­чения и смысла этих действий. Иначе говоря, отно­шение невозможно вне образа, мотива, действия, рав­но как и они на уровне человеческого бытия немыс­лимы без отношения. Так обстоит дело в реальности. Но чтобы эта реальность раскрылась перед научной мыслью и стала ее предметом, потребовался длитель­ный поиск. В ходе поиска удалось освоить наиболее крупные «блоки» психического, в частности, отчле­нить отношение от других разрядов психических про­явлений и только тогда соотнести его с ними.

Уже в 50-е годы близость к теории ролевого пове­дения обнаруживает популярная как на Западе, так и в России концепция трансактного анализа Э. Берна. Отправляясь от идей психоанализа, Э. Берн выделял три «эгосостояния» людей в их отношении друг к другу («взрослый», «родитель», «ребенок»). Согласно его кон­цепции в каждый момент жизни каждый человек на­ходится в одном из «эгосостояний», определяющих его отношение к другим людям. Понятие «трансак­ция» применялось для характеристики отношения «эгосостояний» вступающей в общение диады. Всту­пая в отношения и взаимодействие с другим челове­ком, индивид находится в одном из «эгосостояний». «Взрослый» как «эгосостояние» обнаруживает компетентность, рациональность, независимость; «родитель» - авторитарность, запреты, санкции, догмы, советы, заботы; «эгосостояние» «ребенок» содержит аффектив­ные реакции, непосредственность, импульсивность. В различных обстоятельствах индивид может проявлять различные «эгосостояния», и на этой основе строятся его отношения с другими людьми.

Наряду с «эгосостояниями» Э. Берн ввел понятие «игра», используя его для обозначения различных спо­собов манипулирования людьми. Концепция трансак-тного анализа описывает множество игр, с помощью которых вступающие в определенные отношения люди пытаются управлять поведением партнеров.

В трансактном анализе теория ролевого поведения оказывается существенно продвинутой и операциона-лизированной, найдя применение в психотерапии и детской психологии. Однако социальная природа лич­ности также мало может быть раскрыта исходя из теории ролевого поведения, как и из учения о «кол­лективных представлениях». Нельзя проникнуть в эту природу, игнорируя общественно-историческую прак­тику. Подобно тому, как Дюркгейм своим апсихоло-гизмом, оказавшимся неприемлемым для научного объяснения человеческого поведения, побудил, тем не менее, искать пути разработки категории отношения. (показателен в этом смысле трансактный анализ), так присущая мидовскому мышлению неразработанность категории личности порождала неудовлетворенность ролевым редукционизмом, игнорированием личностно­го начала человеческой активности. Назревала по­требность расчленить коммуникативное (ролевое) и личностное.

Потребовались усилия огромного числа ученых, ра­ботающих в области социальной психологии, чтобы отыскать решения, позволяющие вскрыть сущность социальных межиндивидных отношений и общения людей в связи с пониманием личности как психоло­гической категории. Однако для этого социальная пси­хология должна была обрести статус эксперименталь­ной дисциплины.

Программно -ролевые отношения в научной группе

В науке как форме деятельности складываются осо­бые отношения между ее творцами. Научное знание является продуктом группового творчества. Сплачи­вающим группу фактором служит ее исследователь­ская программа. Она представляет собой сложное, сис­темное образование, в котором можно выделить три аспекта: исторический, социальный, личностный.

Программа отражает запросы логики развития на­уки. Так, на рубеже XIX-XX столетий логика разви­тия психологии выявила ограниченность программы Вундта с ее интроспективным методом. В противовес ей возник цикл других программ: гештальтпсихология, бихевиоризм, программа Сеченова, программа Фрейда, программа Кюльпе и др. Коммуникативные отношения складываются как внутри групп, сплочен­ных общей программой, так и между самими группа­ми. Наконец, программы создаются и разрабатывают­ся конкретными учеными, которые различаются личностным складом (мотивацией, способами общения, когнитивным стилем, особенностями характера и др.). Ученые, образующие группу, исполняют различные

функции (роли), в частности, такие, как генератора идей, эрудита, критика. Творчество предполагает «за­прет на повтор» в отношении того, что уже открыто, и поэтому ученый призван исполнять роль генератора идей. Определить их новизну можно не иначе, как сопоставив с наличным ресурсом знаний, а для этого необходимо им сперва овладеть, исполнив роль эруди­та. В то же время вновь добытые факты и теории тре­буют проверки, сравнения с другими, критической апробации. В данном случае ученый выступает в роли критика. Указанные три функции образуют своего рода «ролевой ансамбль». Отдельные ученые могут испол­нять одну из этих ролей успешнее, другие являются, например, блестящими эрудитами или острыми кри­тиками, но, в меньшей степени, генераторами идей. Программно-ролевой подход (предложенный М.Г. Яро-шевским) позволяет изучить функцию психологичес­кой категории отношения в системе развития науки. В структуре современных больших научных орга­низаций функционируют малые группы, сплоченные исследовательской программой. В то же время между членами группы зачастую возникают конфликтные от­ношения, которые принято интерпретировать как ан­типод сплоченности. Поскольку, однако, процесс реа­лизации исследовательской программы осуществляется не по заданному алгоритму, но в условиях имеющего вероятностную природу творческого поиска, то для любой из его стадий характерна своеобразная дина­мика межличностных отношений. Работая над своим фрагментом программы, каждый член группы стал­кивается с «микронаучными» проблемными ситуаци­ями, для продвижения в которых уровень индивидуально-творческих способностей и научной информи­рованности отдельного ученого может оказаться недо­статочным. Общение ученого «с самим собой», внут­ренний диалог не всегда, позволяют справиться с этой ситуацией, побуждая к внутригрупповым контактам. Последние могут создать конфликтную ситуацию. Ее своеобразие не в конфронтации между членами груп­пы, различающимися своими индивидуально-психо­логическими характеристиками, а в неоднозначности восприятия, оценки и интерпретации предметного со­держания совместной деятельности (А.Г. Аллахвер-дян). Эти конфликтные отношения могут вести к твор­ческим решениям, обуславливающим не дестабилиза­цию и распад группы, а тенденцию к сохранению и укреплению ее сплоченности, способствуя качествен­но новому и более высокому уровню развития груп­пы.

Развитие экспериментальной социальной психологии

Интерес к процессам взаимодействия людей в раз­личных человеческих общностях зародился на ран­них этапах общественного развития. Первые наблю­дения над социальным поведением - зачатки буду­щей социально-психологической науки - отмечаются еще в античности в произведениях Платона и Аристо­теля, позднее, в период Просвещения, - у Ш. Мон­тескье, П. Гольбаха, Д. Дидро, Ж.-Ж. Руссо, в Рос­сии - в трудах А.Н. Радищева и других мыслителей XVIII столетия. Не образуя сколько-нибудь закончен­ной системы знаний, эти наблюдения, тем не менее, пробуждали стремление понять закономерности социального развития индивида в обществе себе подобных и, тем самым, подготавливали почву для первых со­циально-психологических концепций, создание кото­рых относится в середине и к концу XIX века. Фило­софской базой для разработки этих социально-психо­логических теорий послужил, главным образом, по­зитивизм Огюста Конта - философское течение, счи­тавшее задачей исследования в психологии описание и систематизацию сведений, полученных в ощущении. В Европе и Америке первые попытки создания со­циально-психологической теории в конце XIX - нача­ле XX века связаны с именами представителей психо­логической школы в социологии Г. Тарда, Г. Лебона, У. Мак-Дугалла, С. Сигеле, Э. Дюркгейма. По устано­вившемуся мнению, первой публикацией по социаль­ной психологии на Западе считается уже упоминав­шееся нами «Введение в социальную психологию» Мак-Дугалла (английского психолога, работавшего за­тем в США). Год выхода этой книги - 1908 - иногда рассматривается как своеобразная точка отсчета в ис­тории социальной психологии.

Пионеры социальной психологии пытались найти всеобщие законы, которые можно было бы применить для: объяснения социальных явлений. Например, объ­яснение истоков солидарности и сплоченности людей Тард искал в категориях имитации и подражания, Лебон - в «законе духовного единства», Дюркгейм - в «коллективных представлениях». Таким образом, они подменяли законы истории законами психологии, сво­дя общественные явления к психическим. Личность растворялась, размывалась в человеческой общности, теряя свои индивидуальные особенности и способность самостоятельно действовать и принимать решения.

Большое влияние на развитие социальной психо­логии оказали работы Г. Зиммеля и Ч. Кули. Они первые стали рассматривать личность не абстрактно, а в связи с процессами взаимодействия людей с группа­ми и внутри групп, представляя личностные черты как своеобразную проекцию взаимоотношений чело­века с социальными группами.

Личность нельзя изучать вне социального контекс­та, вне среды - таков был справедливый вывод. Кули ввел в социальную психологию термин «первичная группа» (семья, неформальные объединения по месту жительства или работы и т. д.). Однако само понятие социальной среды было у Зиммеля и Кули чрезвычай­но узким и сводилось к «малой группе», а контакты «лицом к лицу» определяли сущность межличностно­го общейия в группах. Обосновывая общественный характер психической жизни личности, Кули вместе с тем трактовал само общество как совокупность пси­хологических связей, игнорируя тот факт, что любая группа - это не нечто замкнутое и автономное, а часть общества. Акцентирование внимания на чисто психо­логических отношениях, возникающих на основе вза­имодействия «лицом к лицу», не давало подлинной картины межиндивидных отношений.

Психологизирование природы общественных отно­шений в группах присущей современным исследова­телям (Дж. Морено, Р. Бейлс, М. Аргайл, Ч. Осгуд, Л. Беркович и др.).

Начиная с 20-х годов социальная психология ста­новится ведущим направлением в психологической науке США, Англии, Германии, Франции и ЯпонииВ. Мёде и Ф. Олпорт положили начало исследова­ниям по выявлению влияния (положительного или от­рицательного), которое оказывают первичные группы на своих членов в процессе выполнения ими какой-то деятельности. При этом интерес привлекали случаи как позитивного, так и негативного отношения инди­вида к группе. Выяснилось, что общий эффект дея­тельности групп находится в прямой зависимости от того, «рядом» или «вместе» они действовали, выпол­няя определенные задания. Было обнаружено, что даже присутствие наблюдателей из числа авторитетных для группы лиц создавало атмосферу, которая приводила к повышению производительности всей группы и от­дельных ее членов (эффект фасилитации).

Значительный интерес во всем мире вызвали ис­следования того, в какой мере межличностные отно­шения влияют на повышение производительности тру­да, на отношение к труду, трудовую дисциплину. В ходе так называемых хотторнских (Хотторн - город в США) экспериментов Э. Мэйо сделал выводы, кото­рые легли в основу последующих исследований роли психологических факторов в современном производ­стве. Было выявлено, что производительность труда каждого рабочего зависит от его самочувствия в груп­пе и соответствует чаще всего не столько его возмож­ностям, сколько системе ценностных ориентации, норм, установок, сложившихся в группе, определяет­ся не только оплатой и условиями труда, но и харак­тером возникших и упрочившихся неформальных от­ношений. Неформальная структура способна тормо­зить или, наоборот, обеспечивать процессы управле­ния на уровне малых групп.

Было установлено, что характер неформальных от­ношений существенно влияет на все производствен­ные показатели, в том числе такие, как производи­тельность труда, текучесть рабочей силы, а также на отношение рабочих к изменению норм, расценок.

Основы социальной психологии закладывались пер­воначально под влиянием гештальтпсихблогии, бихе­виоризма и психоанализа. Это влияние ощущалось и в последующей методологической направленности ра­бот психологов.

Вторая мировая война активизировала исследова­ния процессов группового развития. Сплоченность и боеспособность групп, устойчивость их структуры при действии сил, направленных на разрыв и разрушение внутригрупповых связей, эффективность деятельнос­ти групп в зависимости от типа или стиля руководст­ва - все это явилось предметом экспериментального изучения. Группы (формальные и неформальные, пер­вичные и вторичные, референтные и др. стали объек­том особого внимания, а изучение межиндивидных отношений - ведущим направлением в зарубежной социальной психологии.

Исследования групповых феноменов вышли за рам­ки социальной психологии и стали широко использо­ваться в управлении промышленностью. Эти феноме­ны учитываются при решении сложных вопросов под­готовки кадров, научной организации труда, комплек­тования различных человеческих общностей. В цент­ре исследований и оказалась малая группа, своеобраз­ное промежуточное звено в системе «личность - об­щество». По отношению к личности малая группа рас­сматривалась как та социальная среда, которая жестко детерминирует поведение и особенности человека, а по отношению ко всему обществу малая группа вы- . ступала, таким образом, аналогом, своеобразной мо­делью общественных отношений.

Соответствующий раздел социальной психологии по­лучил название «исследование малых групп», или «групповая динамика». Один из крупнейших соци­альных психологов США Л.Фестингер отмечает, что групповая динамика возникла как ответ на вопрос, почему одни группы имеют влияние на своих членов, а другие - нет. Чтобы объяснить это различие, могу­щее иметь широкое- практическое значение, нужно было найти такие законы группового развития, кото­рые позволили бы не только объяснять, но и предска­зывать способность группы влиять на своих членов в области их установок и поведения.

К.Левин, как уже говорилось, видел источники и движущие силы развития взаимоотношений людей в их социальной жизни. Он рассматривал потребности как стержень направленности личности, называя их главным генератором, источником активности чело­века. Центр внимания переместился на изучение эф­фективности группового взаимодействия, лидерства, коммуникаций, распространения влияния и создания авторитета. Левин применял понятия «силовое поле», «напряженность», «вектор», заимствованные у физи­ки, пытаясь связать ее законы с человеческим поведе­нием.

На общее развитие групповой динамики как осо­бой области социальной психологии оказали в наши дни несомненное влияние не только теория «поля» К. Левина, но и другие социально-психологические концепции, связанные с именами Дж. Морено, Л. Фес-тингера и других.

Одна из характеристик особенностей развития со­циальной психологии за рубежом, в первую очередь в США, - огромное количество накопленного эмпири­ческого материала (библиография только по прикладным аспектам социальной' психологии достигает в США свыше 10 000 наименований).

Принцип деятельностного опосредствования отношений людей в группе

Начиная с экспериментов С. Аша и М. Шерифа (40-е годы, США), считалось установленным, что под дав­лением группы по меньшей мере треть индивидов ме­няет свое мнение и принимает навязанное большин­ством, обнаруживая нежелание высказывать и отста­ивать собственное мнение в условиях, когда оно не совпадает с оценками остальных участников экспери­мента, т. е. проявляя конформность. Индивид, нахо­дясь в условиях группового давления, может быть либо конформистом, либо нонконформистом. Дальнейшие исследования носили характер уточнения этого выво­да. Выяснялось, усиливается ли конформность при увеличении группы, как сами испытуемые интерпре­тируют свое конформное поведение, выявлялись по­ловые и возрастные особенности конформных реак­ций и т. д.

Указанная альтернатива оборачивалась педагогичес­кой дилеммой: либо видеть смысл воспитания в фор­мировании личности, находящейся в непрерывном про­тивостоянии с социальным окружением, т. е, негативиста, либо воспитывать индивидов, склонных всегдасоглашаться с остальными и не умеющих и не желаю­щих противостоять влиянию группы, т. е. конформис­тов. Очевидная неудовлетворительность подобной по­становки вопроса наводила на мысль об ошибочности исходной альтернативы. Видимо, в самом понимании сущности взаимодействия личности и группы крылась некая серьезная методологическая ошибка, заводящая психолога в тупик. Выход из этой ситуации состоял в том, чтобы пересмотреть сущность концепции груп­повой динамики и выяснить, насколько правомерно использование предложенной в ней модели группово­го взаимодействия.

Казалось бы, теория малых групп учитывала об­щественный фактор. Однако на поверку вышло не так. Что представляет собой группа, которая воздействует на индивида в классических экспериментах С. Аша, Р. Крачфилда, М. Шерифа? Это случайное объедине­ние людей, то, что может быть названо диффузной группой (от лат. diffusio - «рассеивание», «разлитие», антоним «сплоченности»). По условиям эксперимента предусматривалось изучение чисто механического воз­действия группы на личность, группы как простой совокупности индивидов, ничем кроме места и времени пребывания друг с другом не связанных.

Концепция «группового давления» позволила вы­яснить особенности некоторых форм взаимодействия личности с группой и возникающих явлений конфор­мности, но вместе с тем невольно заставляла исследо­вателей вращаться в замкнутом кругу представлений о том, что единственной альтернативой конформнос­ти является нонконформность, асуггестивность (устой­чивость личности к внушению). В группе людей, лишь внешне взаимодействующих друг с другом, притом по поводу объектов, не связанных с их реальной деятель­ностью и жизненными ценностями, иного результата и не приходилось ожидать: подразделение членов груп­пы на конформистов и нонконформистов делалось не­избежным. Однако давало ли такое исследование воз­можность сделать вывод, что перед нами была модель отношений в любой группе, деятельность в которой имеет личностно значимое и общественно ценное со­держание?

В свете данного вопроса становится понятным, что составляет суть концепции «малой группы», приня­той исследователями групповой динамики. Взаимоот­ношения людей мыслятся ими как непосредственные, взятые безотносительно к реальному содержанию со­вместной деятельности, оторванные от социальных процессов, частью которых они на самом деле явля­ются. В этой связи была выдвинута гипотеза, что в общностях, объединяющих людей на основе совмест­ной деятельности, взаимоотношения людей опосред­ствуются ее содержанием и ценностями (А.В. Петров­ский). Если это так, то подлинной альтернативой кон­формности должен выступить не нонконформизм (не­гативизм, независимость), а некоторое особое качест­во, которое предстояло изучить экспериментально.

Гипотеза определила тактику экспериментальных исследований, Была сделана попытка сопоставить вну­шающее воздействие на личность неорганизованной группы и сложившегося коллектива. И совершенно неожиданно выяснилось, что внушающее влияние случайно собравшихся людей на индивида проявля­ется в большей степени, чем влияние организованного коллектива, к которому данный индивид принад­лежит.

Состояние индивида в незнакомой, случайной, не­организованной группе в условиях дефицита инфор­мации о лицах, ее образующих, способствует повыше­нию внушаемости (связь между неопределенностью ситуации и внушаемостью отмечалась многими авто­рами). Таким образом, если поведение человека в не­организованной, случайной группе определяется ис­ключительно местом, которое он выбирает для себя (чаще всего непреднамеренно) в градации «автономия - подчиненность группе», то в коллективе существует еще одна специфическая возможность - самоопреде­ление личности. Личность избирательно относится к воздействиям конкретной общности, принимая одно и отвергая другое в зависимости от опосредствующих факторов - оценок, убеждений, идеалов.

Таким образом, было выявлено, что дилемме «ав­тономия - подчиненность группе» противостоит само­определение личности, а противоположность неосоз­наваемым установкам внушаемости составляют осоз­наваемые волевые акты, в которых реализуется само­определение. Все это позволило сформулировать зада­чу новой серии исследований.

Если побуждать личность якобы от имени коллек­тива, к которому она принадлежит (методика «под­ставной группы»), отказаться от принятых в нем цен­ностных ориентации, то возникает конфликтная си­туация, которая разделяет индивидов, проявляющих конформность, и индивидов, способных осуществить акты самоопределения, то есть действовать в соответ­ствии со своими внутренними ценностями.

Самоопределение возникает в том случае, когда по­ведение личности в условиях специально организован­ного группового давления обусловлено не непосред­ственным влиянием группы и не индивидуальной склонностью к внушаемости, а главным образом при­нятыми в группе целями и задачами деятельности, устойчивыми ценностными ориентациями. В высоко­развитой группе в отличие от диффузной самоопреде­ление является преобладающим способом реакции личности на групповое давление и потому выступает как формообразующий признак. Обратимся к конкрет­ному эксперименту.

Сначала выявлялись общие позиции согласия или несогласия членов группы с предложенными этичес­кими суждениями. Как правило, выделялась основ­ная масса испытуемых, которые выражали согласие с общепринятыми нормами, отраженными в предложен­ных экспериментатором суждениях, и небольшая груп­па лиц, которые занимали негативную позицию. В дальнейшие эксперименты последняя группа не вклю­чалась, так как изучение негативизма как психологи­ческой проблемы не входило в задачи данного иссле­дования. По отношению ко всем остальным возникал вопрос: что означает психологически их согласие с предложенными этическими суждениями? Является ли оно результатом подчинения групповому давлению, неявно выраженному в самом факте общепринятости моральной нормы? Другими словами, не результат ли это конформности? Но можно было выдвинуть диа­метрально противоположное предположение: быть может, согласие есть не подчинение групповому дав­лению, не конформность, а результат совпадения ценностей личности с общепринятыми этическими суж­дениями, выраженными экспериментатором? И тогда то, что внешне выглядит как конформность, несет в себе иной психологический смысл и выступает как подлинная альтернатива конформизму.

Последующий эксперимент был построен таким об­разом, чтобы давление группы (это была, разумеется, «подставная группа») направить вразрез с общепри­нятыми ценностями и создать конфликтную ситуацию, в которой должно было быть подтверждено или опро­вергнуто одно из выдвинутых выше предположений. Тем самым производилась экспериментальная диффе­ренциация группы на конформистов и людей, кото­рые обнаруживают самоопределение, беря на себя за­щиту общегрупповых ценностей даже в тех случаях, когда от них «отказывается» остальная часть группы.

Постановка вопроса о самоопределении связывала проблему внутригруппового взаимодействия с содер­жанием того, что воздействует на личность через груп­повые коммуникации. Это позволяло отвергнуть пред­ставление о фатальном приоритете коммуникации и коммуникатора перед объективным содержанием ин­формации.

Формула «стимул - реакция» была пригодна для психологической интерпретации искусственно создан­ной экспериментальной ситуации. Однако при обра­щении к реальным отношениям эта схема (или кон­формист, или нонконформист) обнаруживала свою несостоятельность.

Феномен самоопределения оказался той самой ис­комой «клеточкой», в которой обнаруживаются важ­нейшие социально-психологические характеристики

живого социального организма - группы. Отношения между двумя или несколькими индивидами не могут быть сведены к непосредственной связи между ними. Относительно непосредственные взаимоотношения могут быть зафиксированы в диффузной группе. В группах же, осуществляющих совместную деятель­ность, отношения неизбежно опосредствуются содер­жанием, ценностями и целями совместной деятель­ности. Таким образом, по своим психологическим ха­рактеристикам группа высокого уровня развития ка­чественно отличается от других малых групп. Поэто­му попытка распространить те выводы, которые были сделаны при их изучении, на группу высокого уровня развития обречены на неудачу.

Тот факт, что межличностные отношения опосред­ствуются содержанием реальной деятельности, позво­ляет увидеть объемную структуру высокоразвитой группы. Если в традиционно трактуемой группе отно­шения между индивидами выступают как неиерархизированные по отношению к групповой деятельности, ее целям и принципам, то в высокоразвитой группе групповые процессы иерархизируются, образуя мно­гоуровневую структуру. В этой многоуровневой струк­туре можно выделить несколько страт (слоев), имею­щих различные психологические характеристики, применительно к которым обнаруживают действие различные социально-психологические закономернос­ти.

Если обратиться к различным социально-психо­логическим системам, составляющим в совокупности американскую социальную психологию (к топо­логическим идеям или «теории поля» К. Левина, со­циометрии Дж. Морено, теории «когнитивного диссо­нанса» Л. Фестингера, теории «согласия и привлека­тельности» Т. Ньюкома и т. д.), то напрашивается такой вывод. Различия между системами относятся не столько к выбору объектов исследования и, что осо­бенно важно, не к представленному в них пониманиюсущности взаимодействия и взаимоотношений людей, сколько к способу интерпретации полученных эмпи­рических данных. Если сравнивать, например, «тео­рию поля» у Д. Картралта к А., Закдера и отправляю­щуюся от идей Б. Скиннера «теорию подкрепления» у Д. Тибо и Г. Кедли, то можно зафиксировать разли­чия в трактовке сил, сталкивающихся в сфере груп­повых процессов, но не в выборе объекта изучения. Объектом исследования неизменно остается взаимо­действие: индивидов, определяемое в одном случае «структурой поля», а в другом - типом и размерами вознаграждения. Задачи исследования взаимодействия в малой группе всегда остаются одними и теми же — выявляются психологические параметры групповой динамики в зависимости от размера группы, интен­сивности оказываемого ею давления, взаимности в со­циометрических выборах.

Таким образом, заметно различаясь в теоретичес­кой интерпретации конкретных эмпирических иссле­дований, отдельные направления американской пси­хологии используют одни и те же методологические предпосылки, имеют дело с одной и той же моделью межличностных отношений.

Именно так обеспечивается приток эксперименталь­ных фактов, пополняющих содержание многочислен­ных учебников и руководств по социальной психоло­гии в США. То обстоятельство, что эмпирически по­лученные данные как будто не отражают теоретичес­ких ориентации отдельных социально-психологичес­ких направлений, создает впечатление методологичес­кой нейтральности факта, добытого в эксперименте. Последнее может ввести в заблуждение психолога, готового спорить с теми или другими учениями, но принявшего на веру общую модель групповых про­цессов и межличностных отношений и поэтому спо­собного ассимилировать инвариантные по отношению к этим теориям психологические факты.

Можно сказать, что за фактами и закономерностя­ми, выявленными путем строго экспериментального исследования, лежит область непредумышленного пос­тулирования, которая заменяет для представителей разных направлений американской социальной пси­хологии единую теоретическую и методологическую платформу. Не случайно социальные психологи Фран­ции, Нидерландов, Бельгии, ФРГ, Англии, объединя­ющиеся вокруг «European Journal of Social Psycholo­gy», уже ряд лет критикуют современную американ­скую психологию, в частности, за то, что они называ­ют «эмпирической предубежденностью». Последняя выражается в иллюзии, будто теория может возни­кнуть на основе собирания фактов и измерений, полу­чаемых без предварительных теоретических разрабо­ток.

Молено допустить безукоризненность эксперимен­тальных данных, однако нельзя согласиться, когда эти данные, а следовательно, и идея, за ними стоящая, неправомерно обретают статус всеобщности, становятся объяснительным принципом для целого класса явле­ний.

Так родились и мифы, которые оказались опреде­ляющими для понимания сущности межличностных отношений. Когда российские психологи впервые на­чали экспериментально изучать межличностные от­ношения и взаимодействия, им пришлось иметь дело с этими постулатами. В этих условиях сложилась пси­хологическая теория деятельностного опосредствова­ния межличностных отношений (А.В. Петровский).

Эта теория представляет собой систему взаимосвя­занных утверждений и доказательств, она располага­ет методами объяснения и предсказания различных социально-психологических феноменов, а также эф­фектов внутригрупповой активности. Выявленная ис­следователем закономерность предполагает - что и присуще теории - переход от одного утверждения к другому без непосредственного обращения к чувствен­ному опыту. Исходя из этих соображений можно со­поставить теорию деятельностного опосредствования не с отдельными теоретическими ориентациями, а с традиционной социальной психологией.

Другими словами, объектами сопоставления долж­ны быть, с одной стороны, традиционная, как бы само собой разумеющаяся модель группы (групповых про­цессов, групповой динамики, группового взаимодей­ствия), а с другой - модель групповых процессов, ос­нову которой составляет теория деятельностного опо­средствования. В то время как психологии малых групп свойственно рассматривать межличностные от­ношения как непосредственное взаимодействие (дав­ление, подчинение, симпатия), эта теория рассматри­вает межличностные отношения как опосредствован­ные содержанием совместной групповой деятельнос­ти. Это положение, позволяющее в пределах социаль­но-психологического исследования преодолеть посту­лат о «непосредственности», является исходным и оп­ределяющим.

Деятельностное опосредствование в качестве объяснительного принципа для понимания сущности меж­личностных отношений в группах определяет все дру­гие принципиальные отличия принятой в рамках дан­ной теории модели группы и групповых процессов в сравнении с традиционным подходом. При традици­онном рассмотрении социально-психологических фе­номенов группа трактуется в качестве совокупности коммуникативных актов и эмоциональных тяготений, как имеющая характер эмоционально-коммуникатив­ной общности. В данном отношении нет различий у приверженцев теории поля, групповой динамики, интеракционизма, социометрической концепции и т. д. В свете те теории деятельностного опосредствования группа рассматривается как часть общества, которая имеет содержательные характеристики, относящиеся к ее деятельности и ценностям, принимаемым ее чле­нами.

Следует подчеркнуть, что традиционная социаль­ная психология, различая группы по размеру, време­ни существования, типу лидерства, степени сплочен­ности, композиции, не знает различения по уровню развития предметно-ценностной деятельности, не вы­деляет групп высшего уровня, которые качественно отличаются от традиционно изучаемых малых групп. В социально-психологических теориях проступает идея о том, что закономерности межличностных отноше­ний, экспериментально выявленные в малой группе, могут быть экстраполированы на любые другие груп­пы того же размера, той же продолжительности су­ществования, той же композиции. Данный вывод так­же может рассматриваться как неправомерный и не­обоснованный. Если, к примеру, в социально-психологическом эксперименте выявлено, что восприятие руководителя группой зависит от размеров группы (с ее возрастанием члены группы снижают оценку «че­ловеческим факторам» руководителя), то у исследо­вателей не возникает сомнения в том, что усматрива­емся закономерность может быть универсализирова­на и распространена на любую другую группу» Или если Н. Фландерс и С. Хавумаки показали, что адре­сованная нескольким избранным членам группы по­хвала со стороны руководителя действует как принцип «разделяй и властвуй» и порождает различия в стату­се членов группы, то это положение превращается в общезначимую социально-психологическую закономер­ность, в равной мере приложимую и к случайной груп­пе, и к группе сплоченной, объединенной общими це­лями и ценностями.

Каковы же в итоге принципиальные позиции тео­рии деятельностного опосредствования отношений? Первая ее позиция состоит в том, что установивше­еся в традиционной психологии представление о при­нципиальной сводимости социально-психологических закономерностей, свойственных любой группе, к об­щим закономерностям групповой динамики не может быть принято. И наоборот, социально-психологичес­кие феномены, показательные для высокоразвитой группы, не могут быть обнаружены в группах низко­го уровня развития. Уже самоопределение личности не может быть выявлено в диффузной группе, где нет общего звена, опосредствующего поведение индиви­дов, и поэтому неизбежно единственной альтернати­вой конформизму выступает нонконформизм. Так же обстоит дело и со всеми другими явлениями в сфере межличностных отношении в коллективе.

Вторая позиция. Вопреки установившемуся мне­нию, согласно которому открытые социальными пси­хологами закономерности мыслятся как верные для группы «вообще», в высокоразвитых группах межлич­ностные отношения и закономерности, которым они подчиняются, не просто иные по сравнению с диффуз­ными группами, а качественно отличные, часто как бы «перевернутые», с противоположным знаком.

Межличностные отношения (индивид - индивид) могут быть условно представлены двумя линиями свя­зей: деятельностными (по А.С. Макаренко, «ответ­ственная зависимость») и сугубо личными. Взаимо­влияние этих двух линий межличностных отношений в группе высокого развития и в случайном объедине­нии будет характеризоваться очевидной асимметрией. В диффузной группе предполагается, что связи, необ­ходимо возникающие в групповой деятельности, еще не способны оказать существенного влияния на лич­ностные отношения членов группы, тогда как личнос­тные отношения (симпатия и антипатия, большая или меньшая податливость влиянию) легко деформируют связи, образующиеся в деятельности. Для высокораз­витой группы надо ожидать обратного: отношения «ответственной зависимости», формирующиеся в со­вместной деятельности, окажут определяющее влия­ние на личностные связи, в то время как последние не могут нарушить системы деятельности группы и необходимо возникающих в ней деловых взаимоотно­шений.

Приведенный выше тезис оказывается исходным для открытия новых и реинтерпретации уже известных социально-психологических явлений. Приведем лишь один пример. В исследованиях ряда западных психологов (Ф. Ол-порта, Н, Триплета, Е. Катрелла) изучалась связь меж­ду успешностью деятельности и присутствием других людей. Однозначная зависимость тут отрицалась, но не давалось объяснения, почему в одних случаях при­сутствие других лиц повышает успешность деятель­ности, а в других снижает. В лучшем случае указыва­лось на зависимость успешности деятельности от час­тных взаимоотношений, складывающихся между субъ­ектом деятельности и каждым из окружающих в от­дельности (Б. Коллинс). Можно по-иному оценить не­однозначность указанной связи. Влияние присутствия других, по-видимому, должно оказаться различным в зависимости от того, образуют ли участники деятель­ности и присутствующие один коллектив или пред­ставляют собой диффузную группу. В условиях реаль­ной групповой деятельности есть основания ожидать образования положительной взаимосвязи в высокораз­витой группе и ее отсутствия (или минимальной вы­раженности) в случайном сообществе.

Противоречивость выводов, полученных исследова­телями, работающими в рамках традиционного под­хода к явлениям групповой динамики, представляет­ся в общем не исключением, а правилом. Пусть ис­следовательская установка психолога не различает группы по уровню развития отношений деятельнос­ти, но сами группы объективно несут на себе эти раз­личия и проявляют их в эксперименте. Последнее об­стоятельство и приводит к противоположным выво­дам, в особенности если экспериментаторы имеют дело не с лабораторной, а с реальной группой. Итак, беда традиционной социальной психологии состоит не в том, что она не отражает в принятой ею парадигме экспериментального исследования деятельностных параметров групповых процессов, а в том, что, учитывая эти параметры, она не ориентируется на них как на основание для дифференцированного подхода к группам: разного уровня развития. Все это дает право осуществить пересмотр эксперимен­тальных фактов, накопленных традиционной социаль­ной психологией, с точки зрения теории деятельностного опосредствования.